– Да, точно. Но за Славку я ручаюсь – не будет он. Впрочем, спрошу у него, когда вернёмся, не говорил ли кому-то по дружбе. Человек ведь может дать информацию в тёмную, не намеренно. Просто с кем-то поделиться да и забыть…
– Всё может быть. – Минц уже настолько привык к оскорблениям Ружецкого, что воспринимал их, как плохую погоду. – Но не станешь же каждого проверять. Обидишь человека, а он не сном и не духом. Потом не наизвиняешься…
– Нормальный человек поймёт, а перед дураками нечего на задних лапках плясать! – всё ещё кипятился Михаил.
– Тут наш Канунников к одной уборщице приглядеться решил, – начал Дмитрий и шутя обогнал набитый битком автобус, который вёз пассажиров из «Шереметьева». – Так она, представьте себе, потом траванулась таблетками от давления – адельфаном. Сейчас в «Склифе», в реанимации лежит.
– Не от благородного негодования она отравилась, – заметил Ружецкий. Фары встречным автомобилей светили прямо в лобовое стекло, и от этого голова у него болела ещё сильнее. – Погодите, мужики, каяться, надо всё выяснить. Может статься, что Антон Евгеньевич прав. В любом случае лучше перебдеть, как говорил наш с Севкой батя. Он, когда в отделе задержанный находился, весь коридор чистым делал, чтобы муха там не пролетела. И еду им тоже в кабинет носили, чтобы никто не заметил. А теперь… – Ружецкий налитыми кровью глазами смотрел на Минца. Тот аккуратно и тщательно устраивал свой «дипломат» на коленях.
Было уже совсем темно, и потому они торопились. «Волга» летела по Ленинградскому шоссе, мимо Химкинского водохранилища, заваленного толстым слоем сверкающего снега.
Не отрываясь от руля, Дмитрий полез во внутренний карман дублёнки, пошуршал там чем-то и вытащил две купюры.
– Смотрите – «павловки»! Красивые, как фантики, с крапинку! Вам такие не выдавали ещё?
– Нет, мы только образцы видели, – признался Саша. – Как всегда – сапожник без сапог!
– Дай-ка подержать то, из-за чего мы страдаем столько дней! – Всеволод взвесил на ладони «стольник» и «полтинник». – Кругом говорят, что ради этого вот узора на деньгах весь обмен идёт. Ерунда, конечно, но народ верит.
– Народ чему хошь поверит, когда прилавки пустые, – объяснил Михаил. Он взял у брата купюры, пощупал их, согнул, даже понюхал. – А бумага ненадёжная – это да. Боюсь, что не выдержит длительного хождения по рукам.
– В стране кризис, – назидательно произнёс Минц. – Другой бумаги нет.
– Спасибо, не знал, – издевательски поблагодарил Ружецкий.
Ленинградское шоссе сменилось одноимённым проспектом, затем – Тверской улицей. Проехав немного по Бульварному кольцу, чёрная «Волга» завернула на Петровку.
– А ты молоток! – Ружецкий хлопнул Буссова по плечу. Всегда скупой на доброе слово, он не мог не отдать должное московскому коллеге. – На таком морозе и не заглох ни разу! – Тут Михаил сплюнул через левое плечо. – А я даже не знал, что из «Шереметьева» так быстро можно по Петровки доехать.
– Стараемся! – Дмитрий был явно польщён.
Он спрятал деньги в бумажник, и первый вылез наружу. За ним последовали остальные, и у всех изо рта повалил белый пар. Возбуждённо переговариваясь, они направились к дверям, но войти не успели. Навстречу им выскочил Тенгиз в расстёгнутой дублёнке и съехавшей на затылок ушанке. Глаза его горели, усы воинственно шевелились, а по щекам катались желваки.
– Похоже, батоно и сам пропустил рюмашку-другую – тихо предположил Ружецкий. – А кто это с ним?
Рядом с Дханинджия стоял импозантный мужчина с седой шевелюрой, в чёрной с белым мехом дублёнке и тёплом свитере с высоким воротом.
– Сергоев! – ответил Минц. – Гарольд Рустемович, какими судьбами?
– Да неужели? – Михаил сморгнул иней с ресниц. – Батоно, можно поздравить? Ты не простынь только – работы много…
– Можно, Мишико! – Дханинджия энергично затряс всем руки. – Только вот незадача – этот шакал Габлая облевал весь кабинет. Там уборщица бедная трудится, пока мы здесь вас ждём.
– Перестарался официант, похоже, со снотворным, – шёпотом заметил Всеволод.
– А что делать, если он, гад, не пьянеет? – Тенгиз всё-таки услышал его слова. – И сейчас косит, зараза, чтобы в лазарет попасть. Ничего ему не сделается – здоровый, как бык.
– А я тоже занимаюсь чеченской общиной и её каналами обмена денег, – с улыбкой сообщил Сергоев. – Вот Александр спрашивает, откуда я здесь. Пришлось прибыть – одного моего подопечного в Москве к праотцам отправили.
– И кем он был? – заинтересовался Грачёв.
– Рэкетиром, – спокойно ответил Гарольд Рустемович. – Малосимпатичная фигура, но многое мог рассказать. И вот я здесь, но, как видно, зря.
– Его тоже Габлая сделал? – Ружецкий пружинисто шагал по коридору, увлекая всех за собой.
– Это ещё предстоит выяснить. Я очень обрадовался, когда узнал об аресте Квежо. А что, он и с деньгами успел наследить? Да ещё в Ленинграде? – Сергоев взял Ружецкого под локоть, а другую руку положил на плечо Минца. – Саша, как твоё здоровье?
– Неплохо. Вы всё о прошлогодней истории помните? – смутился Саша.