Операция 'Миф', или Сколько раз хоронили Гитлера

Речь о наказании главных преступников зашла в начале 1945 года на Ялтинской конференции. Как только Рузвельт прибыл в Крым, он в первой же беседе со Сталиным стал говорить о преступлениях немцев, разрушивших Крым, и о необходимости наказания преступников. Он напомнил Сталину, что тот 4 февраля 1943 года в Тегеране поднял тост за " расстрел 50 тысяч немецко-прусских офицеров" . Рузвельт сказал Сталину (советская запись){39}:

" Теперь, когда он увидел в Крыму бессмысленные разрушения, произведенные немцами, он хотел бы уничтожить немцев в два раза больше, чем до сих пор... Это был очень хороший тост".

За столом в Ливадии вопрос о военных преступлениях поднял Черчилль. Стенограмма гласит{40}:

"Черчилль говорит, что он хотел бы обсудить вопрос о военных преступниках. Имеются в виду те военные преступники, преступления которых не связаны с определенным географическим местом.

Рузвельт заявляет, что вопрос о военных преступниках сложный. Его невозможно рассмотреть во время нынешней конференции. Не лучше ли передать этот вопрос на рассмотрение трех министров иностранных дел? Пусть они дадут отчет через три-четыре недели.

Черчилль говорит, что он составлял проект декларации о военных преступниках для Московской конференции 1943 года. Черчилль сделал тогда предложение, которое было принято, о выдаче преступников тем странам, где они совершали свои преступления. В названной декларации имеются также упоминания о главных преступниках, преступления которых не связаны с определенным географическим местом. Как быть с этими главными преступниками? По мнению Черчилля, прежде всего следует составить список таких лиц с правом пополнения его в дальнейшем. Это изолировало бы их от народов. Черчилль считает, что лучше всего было расстрелять главных преступников, как только они будут пойманы.

Сталин спрашивает: а как быть с теми преступниками, которые уже пойманы, например с Гессом? Будет ли он включен в список, который предлагает составить Черчилль? Могут ли в число преступников попасть военнопленные? До сих пор существовало мнение, что военнопленных нельзя судить.

Черчилль отвечает, что военнопленных, нарушивших законы, конечно, можно привлекать к суду. Иначе преступники войны начнут сдаваться в плен для того, чтобы избежать наказания. Однако Черчилль понял маршала Сталина так, что перед расстрелом главные преступники должны быть судимы.

Сталин отвечает утвердительно.

Черчилль спрашивает, какова должна быть процедура суда: юридическая или политическая?

Рузвельт заявляет, что процедура не должна быть слишком юридической. При всяких условиях на суд не должны быть допущены корреспонденты и фотографы.

Черчилль говорит, что, по его мнению, суд над главными преступниками должен быть политическим, а не юридическим актом. Черчилль хотел бы, чтобы между тремя державами была ясность во взглядах по этому вопросу. Однако ничего на данную тему не должно публиковаться, чтобы главные преступники не стали заранее мстить союзным военнопленным.

Рузвельт предлагает передать вопрос о преступниках войны на изучение министрам иностранных дел трех держав.

(Это принимается.)".

Дискуссия закончилась быстро, все предыдущие решения, в их числе и Московская декларация, были подтверждены. Списки стали составляться а Лондоне, однако в проектах документов о капитуляции имена Гитлера и иных решили не упоминать. Советским представителям их западные коллеги рассказали, что идею расправы с Гитлером и иже с ним впервые выдвинул Черчилль в Квебеке в 1944 году, и Рузвельт, было, с ним согласился. Однако возражения Сталина в Ялте были признаны основательными, ибо, как разъяснил в частных беседах советский маршал, отказ от суда мог быть истолкован как боязнь победителей дать слово нацистским обвиняемым.

У Гитлера были свои рецепты победы в войне - они успеха не принесли. Рецепт поражения выглядел однозначно. Шпееру на пороге смерти Гитлер сказал:

- Если война будет проиграна, у народа тоже не будет будущего. Нет нужды беспокоиться о том, что понадобится немецкому народу для элементарного выживания. Напротив, все эти условия лучше уничтожить. Ибо нация показала себя слабейшей, а будущее принадлежит только более сильной, восточной нации. Во всяком случае, эту схватку переживут лишь худшие лучшие уже погибли...{41}

Гитлер уже давно принял подобное решение. 27 ноября 1941 года - а это было как раз в те дни, когда немецкие войска застряли под Москвой, - Гитлер принимал датского министра иностранных дел Скавениуса и вдруг произнес следующие слова:

- Если однажды окажется, что немецкий народ недостаточно силен и не готов к жертвам для того, чтобы пролить свою кровь за собственное существование, то пусть он лучше погибнет и будет уничтожен еще более мощной силой. Он тогда не будет заслуживать того места в мире, которое сегодня себя завоевал...{42}