Никулин, Петров и Кущенков стояли в угловой комнате административного корпуса. Из окна в торце они видели угол еще державшегося жилого здания, а вдалеке у леса Ухо, Кит и Фил закладывали заряды. Но в данный момент их мыслями владело вовсе не это. На старом столе, привязанный за руки, извивался обгоревший кровоточащий труп с отсутствующей правой ногой, отстреленной кистью, вытекшим глазом и вообще с содранной половиной лица. На протяжении уже минут двадцати он не унимался. Задавать ему какие-либо вопросы было бесполезно, он только еще больше щерился, пытаясь хотя бы укусить спрашивающего. Вошел Бурцев. Он слышал выстрелы и взрыв в ратуше, но, поскольку командир велел сначала заняться танком, еще не знал о «живой» единице противника. Теперь же, глядя на шевелящийся труп, не мог произнести ни слова.
— Что, Вася? Молчишь? — спросил Никулин. — Ты ж медик! Поставь ему диагноз.
Бурцев все последнее время после боя старался не говорить о террористах, о нападавших, как будто не только их не существовало, но и самой темы.
— Я не понимаю, что им вкололи, — упрямо сказал он.
— Вася! — вскипел Никулин. — Глянь-ка в окуляр! Этот хер ничем не прикрыт, но я его почему-то не вижу в тепловизоре! То, что им вкололи, снижает температуру тела? Что это за коктейль Молотова у него в крови?
— Хер у него вообще отсутствует. — Вася включил повышенную невменяемость, раздражающую абсолютно всех. Но Никулин не успел разродиться длинной и непечатной тирадой. Зам неожиданно положил руку ему на плечо.
— Я, кажется, знаю, — медленно проговорил Николай. Три пары глаз посмотрели на него.
— Не сочтите меня за сумасшедшего, — продолжал он, — но другого объяснения я не вижу…
— Не тяни резину, Коля, — поторопил командир.
— Они все… трупы, — выдохнул Николай, кивнув в окно на поле недавней битвы.
— Серьезно?! — спросил Никулин с иронией. — А мне кажется, мы старались минут сорок, чтобы это стало очевидным.
— Нет, Миша, ты меня не понял. — Николай поднял глаза на командира. — Я вот стоял и думал, где же видел рыжебородого с родинкой под правым глазом, что лежит сейчас у того корпуса. — Он вновь махнул в окно. — И только сейчас вспомнил. Этот хер лежал в труповозке. Сегодня утром он лежал в труповозке по дороге в крематорий! Сержант проверяющий харкал ему в лицо, показывая, что эта рыжая борода — труп! В этом долбаном крематории их вместо того, чтобы сжечь, оживили, дали оружие и отправили сюда.
Николая понесло, он отчаянно жестикулировал:
— Потому мы их в окуляры свои не видим, потому на них гранаты не наводятся, беспилотники и вся эта электронная хренотень! Они просто мертвецы, ожившие непонятно как и почему, но, сука, мертвые!
Никулин дождался, когда Николай успокоится.
— Ты все сказал? — спросил он.
Николай перевел дух:
— Все.
— Теория интересная. Что ты, Вася, молчишь? Может, опровергнешь? Только предложи свою правдоподобную. А то ведь, несмотря на бред и ощущение общего помешательства, мне начинает казаться, что Коля прав!
Бурцев беспомощно развел руками. Несмотря на внутреннее сопротивление, он все-таки провел короткий визуальный осмотр «живого мертвеца» во время тирады Зама.
— Я бы продолжал стоять на своем, если бы не верил глазам. У этого, — он кивнул на вырывающееся тело на столе, — проникающее осколочное повреждение печени. Любой человек при таком ранении и без срочного вмешательства врачей скончался бы. А этот до сих пор шевелится и рвется в бой. Что тут сказать? Но и мертвецом его назвать не могу. Органы-то худо-бедно функционируют…
— Вы знаете, мне кажется, я могу немного прояснить ситуацию, — неожиданно сказал ученый. — Только давайте уйдем отсюда, я не врач, мне неприятно смотреть на израненные тела. Особенно шевелящиеся…
Они вернулись в комнату, которую Никулин именовал штабной.
— Шайба в ваших руках, Антон Иванович, — сказал Михаил.
Кущенков обвел взглядом собравшихся и начал:
— Около пяти лет назад Нобелевскую премию по химии взяли врачи из американского университета за разработку биожидкости, как они ее назвали. Проблема была в том, что в этом институте накопилось большое количество замороженных тел и…
Он замолчал, увидев непонимающие взгляды, поднял руки и продолжил:
— Сейчас объясню. Видите ли, у некоторых людей… состоятельных людей время от времени выявляются заболевания, которые на данном этапе нашего развития вылечить невозможно. Так вот эти… гм… пациенты платят довольно большие деньги за то, чтобы их живыми заморозили в специальной криогенной камере. Они искренне верят, что по прошествии лет медицина сделает большой шаг вперед и научится избавляться от этих заболеваний. Верят в собственное исцеление, ну и, конечно, в продление жизни, если и вовсе не в бессмертие. Главная закавыка медицины была в том, что, замораживая этих пациентов, врачи не могли дать гарантию, что смогут вернуть их к жизни после разморозки, не говоря уж о лечении… Однако миф или, если угодно, вера в чудесное исцеление свое дело исполнял, привлекая в ряды все новых замороженных.
— Отмороженных, — вставил Бурцев.