Операция «Остров Крым»

– Белый флаг, сэр… – доложил Гусаров.

– Ага, – Верещагин опустил бинокль: в конце улицы действительно размахивали белым флагом. – Ну что, пойти побеседовать?

– Может быть, лучше я? – ровным голосом спросил полковник Александров.

– Нет, сэр. Лучше я. – Арт снял свой пилотский шлем со встроенным микрофоном и передал его качинцу. – Командуйте, если… я споткнусь и подверну ногу. Гусаров, прогуляетесь со мной? И еще кто-нибудь.

– Я, – сказал невысокий светловолосый поручик. Верещагин прочитал на нагрудном клапане: «Бурцев».

– Отлично, – Верещагин достал из кармана носовой платок, беззастенчиво выломал встроенную антенну японского приемника и направился к дверям, сделав двоим знак рукой: за мной.

Они вышли на широкое крыльцо. Гусаров поднял антенну, помахал белым флагом в ответ советскому парламентеру. Крыльцо с советских позиций прекрасно простреливалось – значит, просматривалось тоже хорошо.

Артем уловил белое мелькание – советский офицер тоже махал в ответ: увидел и понял.

– Идемте, – они начали спускаться по лестнице.

Под ногами хрустела кирпичная крошка и осколки. Боковым зрением Верещагин видел за оскалом выбитых окон редкие белые пятна лиц. Обычные, ни в чем не виновные люди, которых спозаранку разбудили сирены, гул вертолетных винтов и пальба. Сейчас они лежат на полу в своих квартирах, втискиваясь в ковры, паркет и линолеум, прижимая к себе дрожащих детей, напуганных так, что даже плакать не могут…

…Точно так же, как это делали чуть больше недели назад обыкновенные крымцы…

Особенно нелепо смотрелись красные флажки и праздничные лозунги, украшавшие город к Дню Победы.

– Почему они празднуют девятого? – спросил Гусаров.

Что ж, тема для разговора не хуже всякой другой.

…Один раз они услышали то ли стоны, то ли долгие громкие рыдания. Другой раз – надрывный плач младенца. Белых лиц в окнах становилось все больше.

– Да не высовывайтесь же, дураки… – не выдержал, прошептал Гусаров.

– А не шарахнет ли по нам кто из винтовки с этих верхних этажей, – спокойно сказал Бурцев, в открытую оглядываясь. Лиц поубавилось.

– Вряд ли, – Верещагин надеялся, что его голос звучит так же спокойно и даже беспечно. – В СССР нет свободной продажи оружия.

– Ну, охотничье-то водится. Заряд дроби между лопаток – это самое последнее, чего мне сейчас хочется. Лучше бы и вы шлема не снимали.

– От ружейной пули меня и бронежилет не спасет.

Они уже видели тех, кто подходил с другой стороны: двоих майоров и капитана. Если брать среднее арифметическое, то советская делегация представительнее, – пришло в голову Верещагину.

– Доброе утро, господа, – сказал Артем.

Глаза советского майора, что шел первым, были точной иллюстрацией к реплике ослика Иа-Иа: для кого доброе, а для кого и не очень.

– Майор Аверьянов, – представился он.

– Полковник Верещагин. – Артем не без удовольствия заметил, что брови майора дернулись сначала вверх, а потом вниз.

– Майор, – Арт очертил окрестности широким жестом, – тут поручик интересуется, почему в СССР победу над Германией празднуют девятого мая. А не как во всем мире – восьмого.

– Вам что, говорить больше не о чем? – вспыхнул капитан.

– А вам?

– По поручению моего командира подполковника Сидикова я предлагаю вам сдачу, – сказал Аверьянов.

– Сдачи не надо.

Бурцев и Гусаров гоготнули.

– Я сюда пришел не шутки шутить! – Аверьянов говорил таким тоном, что на усах у него должна была оседать изморозь. – Полковник Верещагин, вы окружены. Так что не валяйте дурака, сдавайтесь.

– Я понял, – Арт щелкнул пальцами. – Чтобы предложение о сдаче приняли, нужно выглядеть представительно. Когда его делаешь с раскроенной рожей и со связанными руками, тебя не принимают всерьез. Товарищ майор, я сейчас выгляжу достаточно представительно? Вас не смущает, что у меня все еще фингал под глазом?

Расшифровав возмущенную паузу Аверьянова по принципу «Молчание – знак согласия», Верещагин продолжил:

– Так вот, у меня ответное предложение: вы сложите оружие, оставите здесь всю бронетехнику – и можете убираться куда глаза глядят. Мы вас трогать не будем.

– Вы на что рассчитываете? – не выдержал второй майор.

– На святого Георгия Победоносца.

Теперь засмеялись советские парламентеры.

– «Победоносец» с тяжелыми повреждениями ушел в Альма-Тархан, – объяснил причину веселья Аверьянов. – Так что можете на него не рассчитывать. Деваться вам некуда.

– Так-таки и некуда? Знаете, господа, мы все трое побывали в советском плену и нам не понравилось. Мне – так в особенности. Пожалуй, я отклоню ваше великодушное предложение. Да, чуть не забыл. У меня в руках тридцать один офицер из высшего командования Крымского фронта. В том числе – Маршал Советского Союза, министр обороны. Я уверен, что любой из этих людей готов пожертвовать своей жизнью ради нашей гибели. Так что мы все-таки рискнем взлететь, а вы вольны нас атаковать. Моя мысль понятна?

– Использование заложников запрещено Женевской конвенцией, – прокашлял второй майор.