Операция «Отче наш»

Я рассчитывал провести рождественские дни вместе с Моникой, однако из этого ничего не вышло, на праздники она уехала к родным в Хальмстад. Пришлось мне отмечать Рождество в обществе бутылки виски и голой елки. Домовые тоже мной пренебрегли, хотя на тумбочке возле дивана стояли две рюмки, которые я прилежно наполнял.

Мало-помалу все градусы из большой бутылки «Док-торс Спешл» перекочевали в меня. Рождественский вечер был из тех, которые предпочитаешь забыть возможно скорее.

Новогодняя ночь пролила бальзам на раны одинокого волка. Моника утром выехала из Хальмстада и всю вторую половину дня провела на моей кухне. Мне было запрещено совать туда свой нос. Итогом явился великолепный новогодний ужин а-ля Моника. Филе в соусе с красным вином, жареный мелкий картофель, кочанный салат с слабым французским уксусом. Мы запивали кулинарный шедевр кроваво-красным «Божоле Патриарх».

Все рождественские дни мы сильно скучали друг по другу. И это явилось отменной приправой к любви.

Без пяти двенадцать я откупорил покоившуюся в ведерке со льдом бутылку французского шампанского. Глядя в глаза друг другу, мы торжественно произнесли новогоднюю здравицу.

Моника вручила мне плоский сверток, перевязанный серебристым шнуром.

– Новогодний подарок, – улыбнулась она.

– Ну, что ты, зачем, – вяло запротестовал я.

В свертке лежало мягкое темно-зеленое мохнатое полотенце. Точно такими я всегда кутал шею во время плаваний. На зеленом фоне причудливыми белыми буквами вышито «МОНИКА».

– Наверно, в новом году мы не часто будем встречаться, но я все равно буду висеть у тебя на шее… Куда бы ты ни подался.

Моника улыбнулась, однако без особой радости.

Я молча поцеловал ее. Согласно учебнику психологии, сейчас было бы совсем некстати затевать разговор о гонках и Кубке «Америки».

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

Ты должен слиться воедино с твоей яхтой – или она должна стать частью тебя.

Бас Мосбахер, рулевой «Интрепида» в 1967 году

10

Специальные пригласительные билеты (оформление вызывало в памяти адвокатскую контору Марк и Леффлер) извещали о спуске на воду и крещении претендента. 18 марта в 13.00.

Утро мы с Георгом провели у чертежной доски, затем вместе отправились на верфь на Коровьем острове. В честь торжества облачились в синие клубные пиджаки и белые сорочки с галстуком.

– Будь человеком, приятель, пропусти меня!..– Перед нами на территорию верфи пытался пробиться рыжебородый малый без шапки, в темно-сером велюровом пальто.

– Без пригласительного билета не могу. – Дежурный у входа был неумолим.

– Но вот же у меня корреспондентское удостоверение!

– Может, святой Петр и пропустил бы тебя с ним, но здесь ты не пройдешь!

Рыжебородый выдал что-то неразборчивое. Во всяком случае, не объяснение в любви. Наконец пожал плечами и побрел прочь вдоль ограды. Сумка с фотоаппаратом ритмично била его по бедру.

Хотя мы с Георгом здесь были свои люди, пришлось предъявить пригласительные билеты. Этот страж был из породы героев, беззаветно преданных своему долгу.

На стапельной тележке лежала несравненной красоты лодка – наш претендент.

Яхту озаряли ржаво-красные солнечные лучи, пробившиеся сквозь пыльное слуховое окно эллинга. Нанесенный поверх белой грунтовой краски, искрился темно-зеленый полиуретановый лак.

Я вспомнил шарф, подаренный Моникой, и улыбнулся. Судьба распорядилась, чтобы цвет шарфа совпадал с окраской яхты. Чем не добрая примета.

– Чертовски хороша! – вымолвил Георг.

Оценка справедливая и исчерпывающая, не нуждающаяся в дополнениях.

– Добро пожаловать, господа. – Рядом с нами возникла Анетта Кассель.

По случаю знаменательного события она куталась в серую енотовую шубку, отменно сочетающуюся с цветом глаз и волос. Словом, тоже была чертовски хороша. И тоже нечего добавить, кроме того, что такая красота стоит дорого.

Анетта была вооружена ослепительной улыбкой и двумя бокалами. То и другое предназначалось нам.

Подошел Билл Маккэй, кивком указал на бокалы:

– Отлично, парни, вижу – у вас крепкая опора.

– Уж я стараюсь для наших гостей, – сказала Анетта.

Человек с нормальным музыкальным слухом не мог не уловить особые нотки в ее голосе. Мы с Георгом переглянулись. У него со слухом тоже все было в порядке.

– Будем здоровы, – улыбнулся Георг. Билл и я присоединились к его здравице. Хозяева и впрямь не пожалели усилий, чтобы гости чувствовали себя хорошо. Билл покосился на нас. Он понял, что мы поняли. Впрочем, их отношения с Анеттой были их сугубо личным делом.

Одежда Билла, как обычно, не отличалась пестротой: черный клубный пиджак, черная трикотажная рубашка, черные брюки, черные ботинки. Зато взгляд был светлее обычного – то ли от присутствия Анетты, то ли от свидания с претендентом.

Билл и Анетта оставили нас. Чертов Билл, старый змей.