– Да, ладно. Я знаю, что ты давно метишь на моё кресло.
– Была бы гарантия, что после твоего ухода, я гарантированно займу его, то тогда, можно было бы и подумать. А так, расчищать путь другим карьеристам... Не хочется... Потом совесть будет мучить меня по ночам. Зачем мне это?
– Тебя? Совесть? Мучить? Поехали. Добрый!
Сделав широкий круг, при выезде со двора, когда нас уже почти не было видно, нажал на кнопку радиовзрывателя. В зеркало заднего вида наблюдал как в машине вспыхнула яркая вспышка, лопнуло и вылетело боковое стекло.
Поехал.
– Как там?
– Надеюсь, что всё хорошо. Занялось неплохо. Через секунд двадцать, если ничто не помешает, услышим треск фейерверков. Опять же для прессы и для полиции работа. Народу нескучно. Есть о чём посудачить за кружкой вечернего пива. Нормально. Жизнь продолжается. Через две недели все забудут об этом.
– Что-то разговорился ты.
– О тебе же забочусь. Чтобы слушал, сознание не терял. Сейчас найду местечко поукромнее и тобой займусь. Рану осмотрю, перевяжу...
– А потом будешь принимать решение?
– Да, я его уже принял.
– Понимаю. Я для тебя обуза. Через границу с такой раной сложно пробираться. Но она у меня лёгкая. Я смогу перейти. Мне бы денёк отлежаться. Ты не торопись. Всё обдумай. Всё взвесь. Есть же эвакуация. Есть бригада в Германии по эвакуации наших.
– Угу. Есть такая бригада. Ты хоть раз слышал про их удачную эвакуацию? Вот как они мясо консервированное в формалине хорошо эвакуировали, я тебе могу пяток историй рассказать. Даже не знаю кто мариновал это мясо. Они или прозектор. А те уже потом из похоронного бюро доставляли. Кто там трудится? Одни мажоры. Сидят, "курят бамбук" за государев счёт. Боевых операций нет. Так, в обеспечении, в прикрытии, отвлекая внимание полиции, изображая слабоумных гидроцефалов на прогулке.
– Нормальные там ребята трудятся. Наговариваешь. Я с ними общался пару раз.
– Угу.
– Чего ты там гукаешь? Надоел.
– Угу. Ты мне скажи, как стальные баллоны, обложенные льдом, себя чувствуют?
– Нормально себя чувствуют.
– Ты их осматривал?
– Угу.
– Они целые?
– Угу.
– Хватит передразнивать. Говори толком.
– Получи то, что заслужил. Угу.
– Скажи просто. Баллоны целые? Нет угрозы утечки этой отравы в атмосферу?
– Да, целые, целые. Понимаю так, что если бы эти баллоны были у тебя, так ты бы меня давно "уволил"?
– Заметь. Не я это сказал. Думаю, что ты и меня не против отправить на покой. Вечный. А?
– У меня было много возможностей. Как, впрочем, и у тебя. Не искушай, Демон!
– Ага. Ты ещё помолись. Я в Африке когда был, поневоле массу молитв выучил. Могу научить. Время пока ещё есть.
– Сам молись, чудовище! Ишь, обрядился в белые одежды, корчит из себя херувима. Заметь, какой первый слог в этом слове. Думаешь в рай попадёшь?
– А он есть? Рай-то?
– Никто не знает. Никто не возвращался оттуда ещё. Что делать будем со свечным заводиком?
– Который отраву делает?
– Именно.
– По большому счёту, там создать температуру выше пятидесяти градусов, чтобы все вирусы и прочая дрянь сдохла. Заодно и персонал. Компьютеры. Архивы.
– Без "вакуумника" не обойтись. (Вакуумный взрыв).
– Да-а-а!
– Автомашины?
– Желательно наливник.
– Тоже как вариант. Забить канализацию. Вызывают спецов по откачке фекалий. Ещё лучше две. Одна с напалмом, вторая с газом.
– Только вот один ранен, второй дышит через раз. И нам нужна санкция Центра. И помощь.
– Уверен, что двойника там нет?
– Я уже ни в чем не уверен.
Мы долго ехали молча.
– Как, командир?
– Терпимо. Но надо рану обработать.
– Сейчас. Найду укромное место.
Запарковал в тени машину. Осмотрел рану. Вид у Потапыча был не очень. Бледный. Крупные капли испарины. Лихорадит. Температура.
– Ну, что там?
– Есть два пути.
– Первый оставь при себе. Знаю я эти пути. Первый – "пришить", чтобы не мучился. Второй – зашить рану.
– Неинтересно мне с тобой, шеф. Кровопотеря большая. Задет сосуд. По идее, его здесь не должно быть. Но он есть.
– Штопай.
– Подожди. Надо посмотреть где пуля.
– Да, я себя ощупывал. Не нашёл. Навылет. По идее – не рана, а царапина. Ерундовина. Пластырем залепил. Потом к "пластику" (пластический хирург), чтобы шрам убрал.
Я тем временем ощупывал его. Кровопотеря большая. И вид его мне нравился. Ему покой на неделю нужен. А у меня его нет... Нет времени... Нужно в Центр передать всё, что добыто...
– Ты не сопи. Я вижу, что состояние моё тяжёлое. Шей! И позабудь про идею, чтобы отправить меня к расход.
– Да, живи ты. Сам напросился. Терпи.
У каждого из нас были нитки и иголка. Обычная нитка потолще, обычная иголка с виду. Только кривая, изогнутая. Ничего страшного. Погнулась. И такой кривой можно пуговицу пришить, а можно и края раны соединить. На себе неудобно и больно. А вот товарищу – без проблем. Нитки стараемся держать где почище.
Беру одноразовый стакан, туда шнапса вонючего. Кидаю нитку и иголку.
– Из горла будешь?
– Что у тебя там?
– Национальный немецкий напиток – шнапс.
– Фу. Вонючий.