Операция «Пилот»

Точку выбирали явно украинские разведчики — на площади сразу станет заметен хвост или наблюдатели. Пилот, по совету контрразведчиков, не возражал против такого выбора, демонстрируя, что он тоже опасается наблюдателей с видеокамерами, если курьеры ему подставлены ФСБ.

При встрече ночью на конспиративной квартире с Андреем Пелеховым для передачи ему инструкций по контакту с курьером Егоров отметил, что пилот мрачный и усталый. Объяснил Андрей свою угрюмость сам:

— У меня же вылеты боевые. Никто службу не отменял. Бьем националистов с воздуха, а дома я и отдохнуть как человек не могу. Все время гнетет эта затянувшаяся история. Она меня выматывает. Когда вы завершите операцию? У меня ощущение, что эти гуровцы проводят мне трепанацию. Открыли черепную коробку и копаются в мозгах грязными инструментами. Чего только стоит их просьба сделать заявление под запись, что я против СВО, против политики России, против руководства страны и все в таком духе? У меня есть пока благовидный предлог отказываться. Я как бы до конца им не верю, особенно до тех пор, пока они не передали мне деньги. К тому же такое заявление, пока я в России, может попасть в руки моих командиров, ФСБ, а я не самоубийца. Но очень тяжко!

— Думаю, что наша работа входит в завершающую фазу. Надо еще потерпеть и, главное, при встрече с курьерами вести себя мало того что спокойно, но даже флегматично. Дескать, не очень тебе все это надо. Лишние проблемы, головная боль, и ты не доверяешь ни переговорщикам, ни курьерам. Оглядывайся, словно опасаешься задержания.

— Да ладно, уж как-нибудь справлюсь.

— «Как-нибудь» не надо, надо как следует, — сдерживался Егоров, поражаясь упрямству Андрея.

Сейчас он с высоты здания Дворца наблюдал за состоявшейся встречей и видел, что пилот выполняет в точности все, что он ему велел. Оглядывается, но в то же время скука на лице невыразимая.

«Его упрямство — всего лишь раздражение на самого себя за те фотки, выложенные в Сеть, за всю эту кашу, которая заварилась, а он в котле, как лавровый листик в качестве приправы. А ведь командование характеризует его как отличного боевого летчика, самоотверженно смелого. Сотни вылетов, в том числе и в Сирию.

Эти соцсети… — Егоров покачал головой. — В них многие попадаются. Созданы умными ребятами из ЦРУ и МИ6, привлекательные, красочные, доступные. Кажется, весь мир открыт перед тобой как на ладони, а кроме того, это своего рода замочная скважина, в которую такой большой соблазн заглянуть, особенно подросткам и молодым. Там тебе и картинки, и видео, будоражащее воображение, там и «откровения» людей со всего мира, исподволь внушающие те или иные постулаты. Там и «оппозиция», высказывающая то, что якобы не дают высказать по центральному телевидению, и потому это еще больше будоражит, но уже не половые инстинкты, а умишки, еще не сформированные, но жаждущие быть базаровыми, отвергать — неважно что, — но, главное, шумно, активно, пытаясь таким образом проявить себя, а еще лучше с оружием в руках, на баррикадах. Не зря во всех революционных организациях основную массу бойцов составляет молодежь: от четырнадцати и выше. Нет страха смерти, нет понимания жизни, но есть горячее, даже жгучее желание выпендриться любой ценой».

Зная механизмы работы интернета с позиции профессионального контрразведчика, Егоров усиленно давил на тринадцатилетнего сына Валерку, оттягивая его от гаджетов. Унылые размышления майора о тщетности воспитания в современном мире прервал телефонный звонок от Старостина.

— Вася, контакт был. За нашим мальчиком никто не увязался, а девочки отправились прямиком на вокзал. На автовокзал. Их провожают с цветами и машут платочками.

— Пусть не машут, а едут.

— Едут, едут, — успокоил Старостин. — Рейс на Москву. А там как пойдет. Может, где раньше соскочат. Наш парень с ними уже снова списался. Сейчас подойду, расскажу.

Старостин через пять минут появился на галерее, с которой Егоров наблюдал за встречей.

— Он написал гуровцам, что все получил. Тут же от них последовал запрос, в каких направлениях он работает. Проще говоря, куда чаще всего у него боевые вылеты. Исходя из этого, они будут планировать маршрут его последнего вылета в качестве российского пилота. И торопят с решением об эвакуации семьи, ну в нашем случае «любовницы». Уже начали крутить — виза на год, вид на жительство — еще на два года. Он им так и написал, что уже сомневается в их честности. Обещали загранпаспорт, а теперь волокита года на два.

— Когда он успел? — проворчал Егоров, взглянув на часы и щурясь от солнца, которое слепило сквозь пыльные панорамные окна.

— Пока возвращался на службу. Он повозмущался, что они все пытаются запутать нарочно, чтобы в итоге не выполнить свои обязательства. Усложняют. А они убеждают, что все эти схемы по выезду, получению документов нацелены на то, чтобы обойти российскую контрразведку, которая бдит. Мы же бдим, Вася?