Операция «Престол»

— Нет на свете ничего лучшего, — воспользовался паузой Алексей, — чем поцелуй. Самое сладкое и тайное, дрожью двух миров исполненное — есть поцелуй. Губы касаются друг друга, прижимаются друг к другу и целуются, целуются, и я счастлив, когда целую. Я чувствую радость дыхания и понимаю, что такое есть жизнь, вижу Небо и Землю, слышу все свое тело и нежное тело другое. Целую ее, кого люблю, а все тело становится певучим и слышащим. Слепнут глаза, а видят ярче. Гаснут мысли, а все мыслью становится…

— Что это? — изумленно спросила Марина.

— Замечательный поэт серебряного века Константин Бальмонт, — улыбнулся Анненков. — Когда-то эти стихи в прозе мне настолько понравилась, что я выучил их наизусть.

— Здорово! А ты еще что-нибудь помнишь?

— Да…

— Почитай!

— Тайна любви больше, — снова заговорил Алексей, — чем тайна смерти, а жизнь и смерть становятся равными для того, кто любит. В том сила и ужас Любви. Она ослепляет глаза и меняет души так, что драгоценные предметы становятся ничем, а ничто становится безбрежным царством. Она меняет и людей, которые становятся богами и зверьми и входят в мир нечеловеческий! И в нем души бьются, безумствуют, светятся, горят, плачут, и в первый раз живут, и в первый раз видят, видят все, влюбляясь в тела, как некогда Ангелы влюблялись в дочерей Земли. Нам холодно, мы цепенеем и тонем в зеркальных глубинах. Но мы любим, мы любим, и ради Любви совершим геройство, и ради Любви совершим преступление, ради одной минуты Любви создадим жизнь и растопчем жизнь. В этом Любовь. Любовь ужасна, беспощадна, она чудовищна. Любовь нежна, Любовь воздушна, Любовь неизреченна и необъяснима, и что бы ни говорить о Любви, ее не замкнешь в слова, как не расскажешь музыку и не нарисуешь солнце. Но только одно верно: тайна Любви больше, чем тайна смерти, потому что сердце захочет жить и умереть ради Любви, но не захочет жить без Любви…

Когда Алексей замолчал, Марина долго сидела, не в силах ничего говорить.

Затем поднялась из-за стола и, одарив Аринина одним из тех проникновенных взглядов, от которого сразу загорается кровь, направилась к кровати.

Алексей отнес на кухню пустую бутылку вина и задержался там ровно настолько, столько в его понимании было необходимо Марине для того, чтобы подготовиться к пиршеству плоти. И когда он появился в спальне, Марина уже лежала в широкой кровати, покрытая прозрачным покрывалом.

И в какой уже раз его восхищенному взору представилось одно из самых совершенных женских тел, какие он когда-либо видел.

В следующее мгновение он мягко лег на Марину и впился в ее полураскрытые губы страстным поцелуем.

Марина застонала и ласково провела по его спине руками, снизу вверх, надавливая на какие-то только ей одной известные точки.

Потом откинула покрывало и, высоко подняв ноги, широко развела их в стороны. И измученный давно сжигавшим его желанием, Алексей, ощущая во всем теле неизъяснимое блаженство, с какой-то изумившей его самого нежной яростью вошел в нее.

Марина застонала еще сильнее и, извиваясь всем телом, принялась покрывать его губы, глаза и шею жгучими поцелуями.

Затем она ласковыми движениями принялась массировать ему низ живота. И он не успел даже ни о чем попросить Марину, как та уселась на него.

Глядя на ее мелко дрожащие груди, Алексей даже застонал от охватившего его сладостного восторга, чего с ним давно уже не бывало.

На этот раз они не спешили и шли к тому самому сладкому моменту, ради которого и затевались все эти любовные игры около часа.

И когда этот воистину сладкий миг был уже совсем близок, последовал яростный спрут и сменившее его полнейшее расслабление.

Минут десять они пролежали, не двигаясь и не говоря ни слова, все еще находясь под впечатлением только что полученного удовольствия.

Но как не был удовлетворен только что испытанной близостью Аринин, при виде совершенных форм Марины и так соблазнительно покачивающихся ее бедер, когда она, совершенно обнаженная направилась в ванну, его снова с ног до головы окатила теплая волна желания…

Утром Анненков достал из шкафа коробку и открыл ее.

В коробке лежало золото, деньги, новый паспорт для Марины и билет до Ленинграда, откуда Марина была родом.

Она слишком хорошо знала мстительный характер своего коварного сожителя и не сомневалась, что он попытается найти ее.

Марина слишком хорошо знала, как Николай выбивал признания из невиновных, которые после его бесед с ним превращались в японских шпионов и троцкистов.

Да, у него против нее, кроме подозрений, не было, но начни он ее пытать, она рассказала бы все. Потому и попросила, вручив Алексею свою фотографию, сделать ей новый паспорт.

Более того, сейчас она уже сожалела о содеяном, поскольку даже жизнь под чужим именем не обещала ей желанного спокойствия.

Но что сделано, то сделано. Слишком уж она была обижена на Дугина, вытершего об нее ноги.

— Золото сразу не продавай, — сказал Арсений, когда Марина спрятала коробку в свой саквояж. — Оно может быть в розыске…

— Ладно, — ответила Марина и взглянула Алексею в глаза.

Прекрасно понимая, что от него хочет услышать женщина, тот мягко сказал: