Операция прикрытия [сборник]

— Значит, так и докладывать в обком партии и в наркомат? Ну что молчишь?

— Нечем обрадовать, товарищ комиссар.

— Как с людьми?

— Плохо, товарищ комиссар.

— Я уже дал команду, как Токмаков вернется, к тебе его. Докладывай.

— Банда базируется в районе между деревнями Смолы и Гарь. Командует ею бывший следователь немецкой вспомогательной полиции Андрей Рокита. Приблизительный состав банды — пять-шесть стволов.

— Что они делают?

— Грабят крестьян, забирают продукты.

— Как ты думаешь, Павлов, зачем им столько продуктов?

— Я думаю, они отправляют их в город…

— И я так думаю. Продукты сейчас — это все. Деньги, золото, ценности. Мы располагаем данными, что в районах ездят какие-то люди, одетые в советскую военную форму, выдают себя за интендантов, скупают у крестьян продукты. Мне кажется, дорогу к банде надо искать в городе. Черный рынок. Понял, Павлов?

Комиссар достал из пачки папироску, постучал мундштуком по коробке.

— Мы связались со штабом охраны тыла. Но пока за порядок спрос с нас — с милиции. Ты слышал, какие разговоры после налета в Смолах поползли? Мол, мы поляков и литовцев уничтожаем.

— Слышал.

— Помни, армия есть армия, ей воевать надо. А вооруженный бандитизм — наша забота. Вот за это я с тебя спрошу по всей строгости.

Волощук чистил пулемет. МГ лежал на столе, жирно поблескивая смазанным рубчатым кожухом. Ветер шевелил цветы на подоконнике, шелестя газетой, разложенной на столе.

— Эй, староста! — крикнул кто-то у дверей.

Волощук положил руку на наган, полузакрытый бумагой.

— Войти можно?

— Входи! — крикнул председатель, узнав голос соседа.

Тройский, в простой рубашке поверх немецких форменных брюк, тяжело опустился на лавку, начал скручивать цигарку.

— Ну, Казимир? — спросил Волощук.

— Дай документ, староста. Хочу перебраться к брату в город. Боюсь я. Мой дом с Капелюхом рядом. Они и ко мне придут.

— Документ? — зло сощурился Волощук. — Нет!..

Горбатый Яруга вышел из хаты и долго, приложив ладонь к глазам, оглядывал лужайку, деревню, лес. Село жило своими дневными заботами. Внимательно и долго рассматривал он усадьбу Тройских, пустой дом Капелюхов. Потом, припадая на поврежденную ногу, горбун двинулся к сараю. Открыв тяжелые створки, начал осматривать телегу. Он готовил ее к дальней дороге, смазывая дегтем крепления оглобель и облучка. Потом, найдя в углу кучу тряпья, начал обматывать обода колес. Работал неторопливо, аккуратно.

Закончив с телегой, Яруга пошел на лужайку, поймал стреноженную лошадь. Запряг ее и задами выехал к лесу.

Телега шла мягко, без шума и скрипа, и горбун был доволен.

В лесу он спрятал телегу в кустарник, забросал ее ветками.

Пыля по большаку, влетели в село две машины и остановились на середине улицы. Из кабины выскочил молоденький лейтенант в свежем, необмятом еще обмундировании, потянулся, глядя на солнце, и прошелся, разминая ноги. Он радовался жизни, погонам своим с двумя звездочками, ладным хромовым сапогам.

— Слезай! — нарочито строго скомандовал он. Чувствовалось, что ему еще не надоело командовать и носить на боку тяжелый ТТ.

Затем лейтенант оглядел дворы. Пусто. Только запоздавшие крестьяне торопливо прятались в хаты.

— Лапшин! — крикнул лейтенант. — Организуй помыться.

Лейтенант толкнул калитку, вошел во двор усадьбы.

— Эй, хозяин!

Дом молча смотрел на него окнами, забранными ставнями.

Лейтенант поднялся на крыльцо, постучал. Никакого ответа.

— Товарищ лейтенант, — подбежал сержант, — да они попрятались все. Ребята хотели купить чего или сменять, так разговаривать не хотят.

— Почему? — со строгим недоумением спросил лейтенант.

— Вроде как дикие они. Западники. Католики, одним словом.

— Странно очень. Мы Красная армия…

Сержант пожал плечами.

— Давай мыться, — сказал лейтенант и скинул гимнастерку.

Он мылся, покрякивая от холодной колодезной воды, и никто не обратил внимания на полуразвалившийся дом с красным флагом у крыльца.

С чердака Волощуку были отлично видны машины, моющийся офицер и солдаты. Он напряженно следил за ними, на всякий случай провожал каждого воронено-безжалостным стволом МГ.

Яруга вел лошадь к лесу, похлопывая ее по упругому теплому боку. Лошадь встряхивала головой, косила темно-фиолетовым глазом. Яруга вел ее к кустам у опушки, где хворостом была засыпана телега.

Оглянувшись, Яруга начал разбрасывать хворост. Вот она, телега, смазанная, ладно пригнанная, с колесами, по ободам обмотанными старыми шинелями. Такая не заскрипит, не застучит на кореньях.

Яруга впряг лошадь и за узду медленно повел ее в лес. Он шел тихо, неслышно катилась телега, только лошадь иногда недовольно пофыркивала. Лес был по-осеннему свеж и тих.

А он уходил все глубже в чащу, иногда останавливаясь, прислушиваясь настороженно.

На поляне у кустов стоял покосившийся легковой автомобиль. Яруга обошел его со всех сторон, заглянул внутрь. Достал клеенчатый плащ, осмотрел его, бросил в телегу. Потом вынул нож и срезал кожу с сидений.

Обошел машину, открыл багажник, нашел домкрат, сумку с инструментами, выволок запасное колесо. Потом влез в машину и начал отвинчивать часы на панели.