Операция прикрытия [сборник]

— Кто вам дал документы? — резко, словно выстрелил, спросил Павлов.

— Недзвецкий… Это он… Я был должен ему… Много… Мы при швабах делали дело на черном рынке… Он дал мне форму… Документы… Сказал, привезешь харчи три раза, и все…

— Адрес!

— Не знаю. Мы встречались с ним каждый вечер в ресторане. Недзвецкий. Только я не знаю… Ничего не знаю насчет убийства…

— Предположим, я вам поверю.

Ромуз качнулся к столу.

— Вы должны мне поверить!

— Где вы получали продукты?

— Люди Рокиты привозили их к разбитой часовне за Смолами. Я на бричке забирал и отвозил в развалины. Отвозил и уходил.

— Кто такой Недзвецкий?

— Он всегда был связан с бандитами и в Польше, и при немцах, и при Советах.

— Кто ваш напарник?

— Не знаю. Зовут Сергей. Бывший вор. Его здесь, кроме Недзвецкого, никто не знает.

— Зачем он приехал?

— У Рокиты убили шофера. А они водить машину не умеют.

— Сколько человек у Рокиты?

— Пять.

— Как Сергей попадет в банду?

— Я должен отвезти его к часовне завтра в двенадцать. Отвезти и простоять с ним десять минут, потом оставить его и ехать в город.

— Где Сергей?

— На Костельной, семь, у Голембы.

— Когда он вас ждет?

— В восемь…

— Времени мало. — Павлов встал из-за стола. — Ромуз согласен помочь: Кузьмин, блокируй Костельную. Токмаков, сегодня в ресторане берешь Недзвецкого. Ясно?

Офицеры встали, пошли к дверям.

— Помните, ребята, — в спину им сказал Павлов, — возьмем банду, люди нам поверят. И тогда закон будет один — наш закон.

Фотограф работал. Сегодня выдался удачный день. Клиентов было много. И сейчас перед аппаратом сидели два солдата и две девушки.

Микульский накинул темное покрывало. Из-под материи были видны только его ноги в полосатых брючках.

Токмаков ждал, когда же наконец освободится фотограф. Солдаты встали, веселой гурьбой окружили Микульского. Отдали деньги, взяли квитанции. Отошли.

Токмаков почти бегом пересек площадь и плюхнулся на стул перед аппаратом.

Микульский понимающе посмотрел на него и спрятался под покрывалом.

— Готово, товарищ капитан.

Токмаков встал, подошел к фотографу и, протягивая деньги, сказал:

— Вы очень нам нужны, товарищ Микульский.

— Хорошо, — тихо, одними губами ответил фотограф.

Машина остановилась у костела. Офицеры свернули на узкую улочку.

— Притон, — с осуждением сказал один из офицеров. — У нас такого давно нет.

— Это где, у вас? — усмехнулся в темноте старший лейтенант Крюков.

— Ну, дома.

— Дома. Ты в милиции без году неделя.

— Этого добра везде хватает, — примирительно сказал один из офицеров.

Седьмой дом зиял мрачной, глубокой, как тоннель, аркой. От стены отделился человек в штатском.

— Где люди? — спросил Крюков.

— На месте.

— Ну, давай, Ромуз.

Миновав глухую длинную арку, офицеры вошли в темный квадрат двора. Только сквозь маскировку на первом этаже прорывалась узкая полоска света.

— Здесь? — спросил Крюков.

— Да.

В свете карманных фонарей лестница казалась еще более щербатой и обветшалой. Дверь с вылезшим войлоком.

— Давай, Ромуз.

Ромуз постучал. Тишина. Он постучал снова. За дверью послышались шаги.

— Кто?

— Это я, Големба, Ромуз. Сергей здесь?

— Здесь. Сейчас.

Дверь распахнулась. Крюков шагнул в прихожую.

— Тихо! — Он зажал рот хозяину. — Тихо, иначе…

Хозяин, щуплый, в сорочке без воротничка, закивал головой.

— Где он?

— В комнате, с бабой.

— Пошли.

Первая комната напоминала склад. Видимо, хозяин собирал дорогую мебель из разбитых домов.

Крюков подошел к двери, прислушался. Тихо. Он толкнул дверь, и офицеры ворвались в комнату. Дико завизжала полуголая женщина, вскочив с постели. Ее напарник спал, пьяно разбросав руки и бессмысленно улыбаясь.

— Интересно, — Крюков сунул руку под подушку, достал пистолет ТТ.

— Во, нажрался! — сказал один из оперативников.

— Берите его. Вы, гражданка, одевайтесь, тоже с нами поедете. А вам, гражданин Големба, придется здесь с нашими людьми поскучать.

На эстраде ресторана играл оркестр. Два аккордеониста, саксофон и ударник. Веселый прыгающий мотив немецкого фокстрота заполнил маленький зал.

Ресторан был небольшой, столиков пятнадцать. Его так и не успели отремонтировать после уличных боев. Когда-то хозяева строили его с претензией на варшавский шик, поэтому в маленьком зале преобладала покрытая золотом лепнина. Но это было когда-то. Сейчас на потолке и стенах расположились монстры с отбитыми головами, руками. Тусклый свет керосиновых ламп бросал на стены и потолок причудливые тени, заставляя лепных монстров оживать на секунду в своем безобразии.

В углу ресторана высился когда-то щеголеватый, словно дорогой автомобиль, бар, отделанный полированным деревом. Но щеголеватый он был до уличных боев. Теперь его наскоро зашили крашеными досками, и он потерял былую элегантность, стал похож на старый деревянный сундук.

И тем не менее ресторан был полон. Несколько офицеров с девушками, компания инженеров, приехавших из Москвы, железнодорожники в серой форме с серебряными погонами, местные завсегдатаи с дамами, блещущими остатками варшавской элегантности.

Микульского хорошо знали в ресторане. Почтительно поклонился мордатый швейцар, метр, бросив гостей, устремился навстречу фотографу.