Дверь была приоткрыта всего на дюйм, лунный свет сочился в узкую щель. Она толкнула дверь, и ее взгляд тут же натолкнулся на горящие глаза Малкавиана.
- Привет!
- Привет! – Войцех улыбнулся и затормошил лежащий рядом с ним сверток, - Мелисента, Моника приехала, выгляни поздороваться. Вы вообще знакомы?
- Войцех, твою мать! – возмущенно заорала Моника, увидев выглянувшее из-под одеяла девичье личико, - я тут как дура мчусь на край света, даже не поохотившись, а ты… Какого черта?
- Мелисента, это Моника. Она Бруха, поэтому ждать от нее хороших манер не приходится. Но вообще-то она славная девчонка.
- Я думала, - сердито ответила Моника, игнорируя Мелисенту, - что ты тут страдаешь, убиваешься и подыхаешь с голоду. А у тебя такой вид, словно эта девица нашла способ заставить тебя кончить раза три.
- Пять, - Мелисента сообразила, что сболтнула лишнее, ойкнула и снова спряталась под одеяло.
- Моника, познакомься, - это Мелисента ап Фионнбар, Принцесса Дома Фионна.
Тирада, вырвавшаяся у Моники, напомнила Войцеху о фельдмаршале фон Блюхере.
- Всегда знала, что психам везет, - сказала Моника, забираясь в кабину джипа, - Кадиру отзвонись.
- Телефон дай, - ответил Войцех, сытый и довольный, как слизавший хозяйскую сметану кот, - мой Фьялар отобрал. Во избежание искушений.
Искушение невинно опустило глазки.
Моника протянула Войцеху свой ай-фон, и тот, еще не забиравшись в салон, набрал номер Шерифа.
- Кадир, это Войцех. Можешь отозвать своих псов, охота отменяется. Что? Нет. И нет. И тоже нет, раньше, чем спросишь. Почитай свои правила еще раз. Там прямым текстом написано «Скот», смертные. Я думаю, что обращение фейри – не лучшая идея. Именно то, что слышал, дружище. Так что оставь мою девушку в покое. Если тебе не нужны проблемы с Домом Фионна. Так я и думал, спасибо.
- Поехали, - бросил он Монике, возвращая телефон.
Мелисента задремала у него на плече, убаюканная мерным покачиванием машины. Моника высадила их у дома Войцеха, вручила сумку, предварительно забрав из нее пару пакетиков для себя «за труды», и уехала, оставив их вдвоем.
В квартире все еще царил разгром после ночной попойки, кровавое пятно на полу засохло, огурцы в вазочке завяли и скрючились. Войцех поморщился, и кинулся убирать со стола, виновато оглянувшись на Мелисенту. Но девушка только рассмеялась.
- Не стоит, - она решительно забрала у него из рук стопку грязной посуды и поставила ее обратно на стол, - я сама уберу, когда ты уснешь. У меня будет куча времени.
- Я думал, тебе нужно домой, успокоить родителей, - сказал Войцех.
Мелисента покачала головой, и он прикусил губу, поняв, что обидел ее.
- Прости. У меня в голове до сих пор туман. Конечно, мы пойдем вместе.
Девушка улыбнулась.
На уборке Войцех, все-таки, настоял. Он не хотел, чтобы она видела его днем, когда во сне он ничем не отличается от свежего трупа. Отскреб с паркета кровавое пятно, пока Мелисента мыла посуду и перетряхивала изрядно забитый неиспользуемыми продуктами холодильник. Тщательно запер ящик с пистолетами и предоставил все остальные сувениры и безделушки, отмечавшие вехами его долгую не-жизнь в ее полное распоряжение. Мелисента ахнула, разглядывая цветные переливы стекла работы Галле, провела пальцем по изумрудному шелку уральского малахита, и совсем разомлела при виде портрета Войцеха работы Мухи изображавшего его в виде Адониса с венком хризантем на светлых волосах.
Он показал ей свою главную сокровищницу – самую большую из трех комнату, библиотеку. Мелисента восхищенно скользила взглядом по золотым обрезам, сафьяновым и коленкоровым переплетам, тисненым кожаным обложкам.
Но когда он открыл глаза, она лежала рядом, обнимая его и улыбаясь светло и радостно.
- Ты был здесь, - шепнула она, - даже если спрятался очень глубоко.
Войцех крепче прижал ее к себе, и его пальцы потеплели, касаясь ее щеки.
- Идем, - сказал он, легонько отстраняя ее от себя, - чем скорее мы это сделаем, тем лучше.
- Что «это»? – недоуменно подняла бровь Мелисента.
- Увидишь, - он поцеловал ее в лоб, - идем.
В маленькой гостиной зудела доживающая последние часы лампочка, царапая по без того взвинченным нервам миссис Джон Браун, в девичестве Мелиссы Алгаври. Ее муж, который был обязан ее всю жизнь носить на руках после того, как она отдала ему предпочтение перед всеми многочисленными поклонниками, в последнее время вдруг решил проявить характер. И не в чем-нибудь, а в отношении этой беспутной девчонки, их дочери. Он не только отказался искать адвоката, но даже посмел ткнуть жену носом в Википедию, где черным по белому значилось, что возраст сексуального согласия в штате Нью-Йорк – семнадцать лет.
- Значит, ей придется сказать на суде, что согласия не было, - заявила миссис Браун, заедая плохое настроение очередной мармеладкой, - я не знаю, с каким из этих типов она связалась, но у их продюсера наверняка отыщутся денежки, чтобы прикрыть скандал.
- Лисси, - мягко начал муж, - а если это не то, что ты себе придумала, и девочка влюбилась?