Люди зашевелились. Сидевший на переднем сиденье немецкий лейтенант в летной форме брезгливо подал свое удостоверение. Штатский молча взял его, и, проверив, вернул. Так же внимательно гестаповец проверял документы у других пассажиров. Вот он подошел к коренастому словаку, рядом с которым сидела белокурая девушка с синими глазами, одетая в темное пальто с серебристым меховым воротником. Яркий голубой шарф окутывал ее шею, а маленькая шляпка кокетливо прикрывала пышные волосы. Девушка читала книжку в коричневой суперобложке и словно не замечала никого вокруг.
Повертев в руках документ, предъявленный словаком, гестаповец сунул бумажку в карман и коротко бросил:
- Ауфштеен! [5]
Словак начал убеждать гестаповца, что он чиновник ортс-комендатуры из Жилина и направляется в Банскую Бистрицу по заданию господина коменданта. Гестаповец, не слушая, махнул рукой:
- Ауфшнель! [6]
Один из эсэсовцев схватил словака под руку и повел к выходу. Тот кричал на ходу, упирался.
- Аусвайс! - услышала девушка над самым ухом и не успела еще ничего ответить, как гестаповец вырвал у нее книгу и швырнул в проход. Сидевший впереди немецкий летчик-лейтенант вскочил со своего места и бросился к книге, на обложке которой ярко выделялись свастика и четкая надпись: «Адольф Гитлер. Речи».
- В чем дело? - растерянно улыбнувшись, спросила девушка на немецком языке. - Вы бросаете книгу фюрера?
- Аусвайс, - уже тише сказал гестаповец, поняв, что с книгой он, кажется, погорячился и, если эта особа пожалуется, ему не миновать беды.
- Битте! [7]
- Девушка подала ему удостоверение. В это время к ним подошел летчик-лейтенант и, наклонившись к гестаповцу, тихо сказал:- Вы оскорбили великого фюрера…
- Сядьте, лейтенант, и не мешайте мне работать!
- Я прошу вас предъявить документы… Мне надо знать, на кого донести об оскорблении фюрера…
- Я из гестапо, - резко ответил человек в штатском и развернул удостоверение девушки. Пробежав глазами документ, гестаповец посмотрел на девушку и, возвращая ей удостоверение, примирительно сказал: - Фрейлейн понимает, что у меня не было желания оскорбить фюрера и обидеть ее…
- Даже служащим гестапо непозволительно так обращаться с книгой фюрера, - назидательно произнес летчик и протянул книгу девушке. - Битте…
- Данке… [8]
Это просто ошибка, господин лейтенант, - мило улыбнулась девушка. - И книга ничуть не пострадала…- Вы едете в Банскую Бистрицу? - поинтересовался летчик. - Разрешите присесть, фрейлейн?… Простите, не знаю, как вас зовут…
- Мария… - засмеялась девушка, подвигаясь на сиденье.
- Вы немка?
- Да… Только я никогда не была в Германии. Родилась в Варшаве, в семье немецкого промышленника.
- А почему бы вам не съездить сейчас домой?
- Служба… Я работаю в отделе культурных ценностей и очень занята… Приходится много ездить, господин…
- Пауль Эккариус… Простите, не назвал себя. В этой проклятой стране скоро одичаешь и совсем разучишься разговаривать с женщинами…
- У вас мрачное настроение, господин…
- Просто Пауль, - уточнил лейтенант. - К сожалению, вы правы, фрейлейн Мария… Недавно я получил сообщение, что мой отец, гауптман СС Эккариус, был убит в этих краях. Меня вызвали срочно в Банскую Бистрицу…
- Сочувствую вам, Пауль… Это такая потеря…
Когда автобус приехал в Банскую Бистрицу, снова началась проверка документов. Четыре эсэсовца останавливали каждого пассажира, выходящего из автобуса.
- Кого-то ищут, - сказал лейтенант, ведя свою спутницу к выходу.
- Надеюсь, не нас с вами, - засмеялась фрейлейн Мария. - Уж больно много гестаповцев…
Прошло около двух суток как Мария уехала из партизанского лагеря. Все это время Николай не находил себе места, то и дело посылал Ферко в штаб узнать, не вернулась ли девушка. Мучила неизвестность: куда и зачем она так внезапно уехала, надолго ли? Сама Мария ничего не сказала, но сердце подсказывало Николаю, что неспроста она появилась в тот последний вечер необычно возбужденная и непохожая на себя: белокурые волосы были уложены в причудливую прическу, подчеркивающую тонкие черты ее лица, брови чуть подкрашены, отчего голубые глаза девушки казались еще больше и ярче.
Заметив удивленные лица своих товарищей, Мария рассмеялась:
- Не век же ходить мне растрепой, вот и привела себя в порядок…
А потом, по распоряжению штаба, Николай с Ферко провожали Марию к домику лесника. Всякие расспросы были запрещены, операция проводилась в строжайшей тайне…
На вторые сутки после отъезда Марии, к вечеру, Васильев получил приказ встретить девушку в условленном месте. Две минуты ушло на сборы, и вот они вместе с Ферко покинули лагерь. Еще никогда Николай так не торопил время. Запыхавшись, подошли они к домику лесника, и, не дожидаясь, пока словак соберется, сами запрягли лошадь в повозку.
Но напрасно партизаны пролежали четыре часа на опушке леса, ожидая, когда лесник вернется из села. Старик приехал один.
- А ты точно там был, где назначено?… Не перепутал, а? - с надеждой переспрашивал Николай.
- Там, там… - сумрачно отвечал лесник. - Не пришла она…
Капитан Олевский, выслушав доклад Васильева, коротко сказал: