Операция «Сентябрь»

— Никак нет, не удалось, в сорок четвёртом, после школы милиции на фронт не отпустили, прямо сюда, в Литву отправили.

— А откуда медаль «За боевые заслуги» и нашивка за ранение?

Иваньков смущённо опустил глаза.

— Мы тут, считай, два года бандитов гоняем.

— А говоришь, не воевал. Ещё как воевал! — Стойко усадил милиционера за стол, придвинул пачку «Беломора». — Курите, товарищи офицеры. Как думаешь, Каулакис, нужен нам такой гвардеец в опергруппе? Он ведь за два года, видимо, всю Виленщину обшарил, а ты хоть и литовец, дальше Каунаса ничего не знаешь.

Каулакис ответил без обиды:

— Нужен, товарищ капитан, я Женю знаю. Толковый парень.

— Вот и отлично. — Стойко включил рацию, связался с начальником райотдела милиции.

Начальник райотдела подполковник Армалас и начальник ОББ райотдела майор Букайтис не возражали, но просили согласовать вопрос с руководством опергруппы. Подполковник Савельев тоже не возражал.

Стойко от удовольствия потёр ладонь о ладонь.

— Ты, Иваньков, вот что, давай дуй к капитану Нестерову и разузнай поподробнее про этот «додж», а заодно загляни к капитану Веригину, спроси — нет ли новостей по банде Крюка, я его предупрежу.

Только Иваньков собрался уходить, в кабинет без стука вошёл Нестеров.

— Привет чекистам! — он пожал своей лапищей руку офицерам. — Кое-что вам в подарок принёс. Но, перво-наперво, угостили бы милицию чайком.

Пока Каулакис организовывал чай и бутерброды с неизменным домашним салом, офицеры покурили, обсудили свежую оперсводку по городу и району. Из обычного перечня мелких преступлений выделялась информация о ночном нападении на орсовский магазин за рекой, в Лаздиняй. Бандиты убили пожилого бойца военизированной охраны, но винтовку-«трёхлинейку» с собой не забрали, вывезли несколько мешков сахара-рафинада, муки и пару коробок мясных консервов. Главное же в том, что приезжали бандиты всё на том же «додже» с красной глиной на протекторе.

За чаем Нестеров рассказал о находке в антикварной лавке, о том, что её убитому антиквару оставил Слон, и это подтвердила кузина убитого антиквара; что на телефонной станции работает некая Малгожата Карпович, которая, видимо, является агентом Слона и наводчицей, что сегодня ночью Нелли Рафаиловне Штерн нанесли визит трое мужчин, один из них, по описанию наружки, был Слон.

— Погоди, Иван Иванович, погоди, — Стойко стал искать в папках какой-то документ, — вот, нашёл. Как, ты говоришь, зовут дивчину с телефонной станции?

— Малгожата Карпович.

— Отлично! — воскликнул Стойко. — Глядел её личное дело?

— Обижаешь, Кирилл Олегович, конечно, посмотрел.

— Мария Карпович, в девичестве Коморовская, не мамашей ли ей приходится?

— Мамашей.

— А профессор Бронислав Коморовский — её дядя?

— Точно.

Стойко хлопнул ладонью по столу.

— Вот, братцы, какая семейная картина вырисовывается! Мария Карпович-Коморовская и Бронислав Коморовский приходятся племянницей и племянником Ядвиги Шперкович, в девичестве Коморовской, матери Слона, то есть Адама Шперковича. Следовательно, он их кузен. Ну, прям семейный подряд какой-то!

— Надо немедленно всех брать! — горячился Каулакис.

— А что это нам даст? — спросил Стойко. — Родня его не выдаст, и Слон ляжет на дно.

Нестеров закурил и, о чём-то думая, стал ходить по маленькому кабинету.

— Знаете, чутьё подсказывает, что-то вокруг антикварной лавки не так. Шперкович передал убитому антиквару семейную реликвию на хранение. Об этом знала только кузина убитого. Почему тогда в лавку явились уголовники Бруса? Откуда им ветер надул? Они пытали антиквара, но он не выдал брошь, хотя человеком был трусливым и слабым. Почему?

— Возможно, он не знал, куда она пропала? — вопросом на вопрос ответил Стойко.

— Вот именно. Он не знал, кто и куда её замуровал. Мог знать только один человек, и это…

— Гражданка Штерн! — не удержался Каулакис.

— Именно, — подтвердил Нестеров. — И сейчас, когда мы разрушили их планы, и драгоценность для Штерн и Шперковича-Слона стала недоступной, они что-то замышляют. Штерн брать нельзя, она Слона не выдаст, она просто не знает, где он обитает, тем более его банда. Надо искать того, кто узнал про эту брошь и сообщил Брусу. Этот человек, по-моему, работает и на Слона, и на Бруса. А, возможно, и нет. Возможно, он работает только на себя.

— Думаю, это Малгожата, — осторожно сказал Каулакис, — её надо брать.

— Нельзя! — рявкнул Стойко. — Иди, лейтенант, к капитану Урбанавичюсу, попроси от меня установить наружку за этой Малгожатой и усилить наблюдение за квартирой гражданки Штерн. И гляди у меня, — капитан показал кулак Каулакису, — не вздумай своему начальству болтать об аресте телефонистки.

В полдень Савельев собрал руководителей опергрупп. После докладов капитанов Стойко, Урбанавичюса, Веригина и Нестерова он спросил Нестерова:

— Иван Иванович, а эту брошь злосчастную, что вы в антикварной лавке нашли, отправили в Москву на экспертизу?

— Нет, товарищ подполковник, мы её пока в хранилище банка держим.

Савельев на минуту задумался, закурил, стал ходить по кабинету. Нагнувшись к Нестерову, почти шёпотом сказал: