Операция «Шасть!»

Беспамятство Хмыря вышло не слишком продолжительным. Менее чем через две минуты он довольно твердо стоял на ногах и даже связно отвечал на вопросы медика. И все же кое-какие изменения в его мозгу определенно произошли. Временами мимолетная улыбка трогала разбитые губы бывшего претендента, и это явилось настоящим потрясением для знавших его людей. Дело в том, что Максим Хохлушкин не улыбался с тринадцатилетнего возраста. Хохотал или даже ржал – такое бывало. А улыбаться воздерживался, считая это проявлением слабости. Но главной сенсацией вечера стало другое. После официального объявления победителя Хмырь по-братски обнял Муромского и заявил громогласно:

– Спасибо, брат, что вложил мне ума.

– На здоровье, землячок, – ответил несколько опешивший Илья и добавил: – Обращайся еще, если понадобится.

Хмырь снова улыбнулся – как будто впрямь понял и оценил шутку – и отправился благодарить команду Муромского. Долго жал руки Попову и Добрынину, бормотал, что они ребята зашибись, а под конец попытался расцеловать Ингу. Однако тут на его пути решительно встал Ваня Дредд. Хмырь не особо-то опечалился и расцеловал Дредда. Потом он полез целовать дамочек из партера, и тренерской бригаде пришлось его увести.

До раздевалки Илью несли на руках. Думается, восторженные поклонники донесли бы его на руках хоть до Черемысля, но скромняга Муромский никогда не злоупотреблял любовью публики. Поэтому раздевалку чемпион покинул через запасный выход, который вывел его прямиком на служебный двор.

Двор, к счастью, был совершенно свободен от болельщиков. Наверное, потому что опоясывался высоченным бетонным забором, а единственный выход запирался крепкой железной дверью. Снаружи на двери висела табличка: «Опасно, охраняется кровожадной собакой!» Все эти предосторожности выглядели довольно странно, так как двор был завален отслужившими срок спортивными снарядами и прочим барахлом, способным заинтересовать разве что очень непритязательных старьевщиков.

Однако на этот раз помимо ржавых шведских стенок и поломанных тяжелоатлетических помостов во дворе обнаружилась и знакомая «Ока». Возле нее покуривали Леха с Никитой, а с ними – бородатый сторож Дворца спорта, чрезвычайно похожий то ли на Льва Толстого, то ли на Карла Маркса. Впрочем, троица не столько курила, сколько наблюдала за дружбанологом. Геннадий опустился на четыре конечности и ласково беседовал с кудлатой собакой сторожа, выясняя, не является ли она родственником Чебурашки. Или хотя бы музеем «Союзмультфильма». Храбрый пес, в прошлом – пограничник, задержавший за свою жизнь шпионов больше, чем знаменитый Ингус Никиты Карацупы, немножечко робел странного существа. Виду, однако, не подавал. В родстве с Чебурашкой не признавался тоже.

Илюха по-приятельски поздоровался со сторожем, назвав его Карлом Николаевичем, и покосился на Геннадия:

– Чего это он? Опять рассолу надулся? Где взял?

Друзья в ответ хохотнули и кивнули на сторожа.

– Его спроси.

– А чего такого, – пробасил бородач. – Ну дал я ему хлебнуть пару глотков. Вижу, жрет мужик хреновые корни и не запивает ничем. Аж позеленел от такой холеры. Разве это дело? Сухомятка – она страсть до чего вредная. Сперва-то я самогончику предложил, он в отказ. А как увидел банку с огурцами, сразу оживился. Ну понятно, с похмелья человек. Я ж не фашист, отлил ему литра полтора. Потом еще полтора. А потом его и торкнуло.

Илья покачал головой, укоризненно сказал: «Эх, Николаич…», аккуратно взял персеанского профессора одной рукой за шкирку, другой за хвост и попросил открыть дверцу «Оки».

– Ты только осторожней. Не покалечь брата по разуму, – предостерег Добрынин, выполняя просьбу.

– Волнения излишни. Это же не Хмырь, – отозвался Илья.

Он слегка раскачал Геннадия на манер стенобитного бревна и запустил внутрь машинки. Там глухо бумкнуло. Взвизгнули и засмеялись девушки.

– Следующий, – пригласил Муромский. – Быстрая и качественная доставка в любую точку салона. Кудрявым и военнослужащим – прогрессивные скидки.

– В каком смысле скидки? – полюбопытствовал Попов.

– И в каком смысле прогрессивные? – подхватил Добрынин.

– Закидываю с соблюдением геометрической прогрессии. Каждый раз начальную скорость увеличиваю в полтора раза. Через сотню загрузок гарантирую достижение звукового барьера.

Леха с Никитой переглянулись и отчаянно замотали головами.

– Как хотите, – пожал плечом Илья. – Я ведь мог направить точнехонько на коленки к Инге или Антонине.

– Тогда давай! – в голос заорали хлопцы, торопливо выбрасывая окурки. – Меня, меня первого!

– Поздно, несчастные! – сказал Илья и демонически расхохотался.

– Вот так всегда, – пожаловался Попов сторожу и обратил печальное лицо к Никите: – Обрадуй меня хоть ты, брат по разочарованию. Сколько нашему комплоту причитается вражеского золотишка за очередную победу добра над злом?

Добрынин завел глаза к небу, подвигал усами и назвал сумму.

Услышав ее, восторженно присвистнули или крякнули буквально все, включая отставную пограничную собаку.

– Ну так чего мы медлим? Поспешимте ж за выигрышем! – насвистевшись всласть, воскликнул Попов.