Операция «Шасть!»

– Ага, вот мы и подобрались к следующей тайне армейских конюшен, любезный наш хозяин. Иммунитет иммунитетом, но ничто человеческое, как говорится… Сам понимаешь. Жизнь надо любить? Да и как не любить ее за вкусные напитки или за качественный табачок. За качественный, брат, повторяю особо! Покупаю я, к примеру, в эксклюзивной табачной лавке ароматнейший эксклюзивный же табачок, набиваю им «беломорские» гильзочки и прусь от аромата! Реально прусь. И заметь, окружающие ведь прутся. Так и тянутся носешками, токсикоманы проклятые! Красота. Снаружи патриотический декор, внутри – услада бронхов.

– Что ж, военный, уел ты меня! – Илья торжественно пожал Никите руку.

– Подожди, сейчас я тебя уем! – лихо пообещал Алексей. Достал «примину» из заветной пачки, прикурил и, глубоко затянувшись, выпустил густую струю дыма в направлении Муромского.

Тот осторожно повел носом и изумился:

– И ты, брат?! Ты-то как туда засовываешь? Я понимаю, папиросу еще можно при известной сноровке набить…

– Неумеха! – пожурил друга Попов. – В той же табачной лавчонке в большом ассортименте имеется папиросная бумага. Сворачивается быстрей, чем Никитин «косяк». Ладно, он военный, приученный, что народ к нему тянется. А меня, наоборот, эти народные стрелки на улицах достали. Лень им, поганцам, сто метров до киоска пройти. Буксуют на своем пятачке и стреляют у каждого встречного. Когда только накурятся, сволочи? А я им – дубликатом бесценного груза – краснознаменную пачку «Примы»! Нате угощайтесь. И абзац, опресневели мужики. Случалось, даже денег предлагали, чтобы спрятал худой табачишко, не позорил родной городишко.

– И мне как-то предлагали, – хохотнул Добрынин.

– А зимой тут вообще попа была, – оживился Леха. – Новое казино тогда открыли. «Красный куш», на углу Чекистов и Бродского. Филиал черемыслевской сети. Ну охранников понагнали. Видимо, оттуда же, из центра. Все мордастые, бдительные. Один на фейс-контроле с пищалкой, другой возле гардероба трется, косит лиловым глазом, не спрятан ли под смокингом гексагеновый жилет. Сдаю, значит, доху я на меху, достав предварительно из карманов курительные аксессуары. Этот баклан, как увидел мою пачку, взвился, ножонками засучил. «Простите, – голосит, – сэр, у нас здесь такое не курят. Мы не имеем права вам позволить! Здесь приличные люди». И понес, понес пургу о том, какие у них можно заказать бомондские сигары. Вместо «Примы».

«Труха, – говорю я ему спокойно, – труха ваши сигары». А народ уже начинает вокруг нас собираться. Лица по большей части знакомые. Лыбятся и, хорошо меня зная, предвкушают шоу типа балаган. Тут вывертывается из чрева казино ихний менеджер или какой еще полубосс. И тоже давай грузить насчет несовместимости и недопустимости. Самое, значит, настало подходящее время учить хмырей уму-разуму. Огляделся я, вижу, неподалеку стоит неплохая такая, фигуристая тетенька и пялится на нас с «Примой». В глазах очевидное омерзение. «Хорош, – говорю я полубоссу, – из пустого в порожнее переливать. Давайте уж де-фактами мериться, что ли? Возьмем, например, ту глазастую мадаму в судьи. Вы, почтенный, закурите вашу самую замечательную сигару, я – свой запретный плод. К кому Фемида рыльце поворотит, тот чемпион. От кого отвернет, тот, само собой, обгадился». «О'кей», – говорит полубосс. Ну тут ему почтительно подносят расфуфыренную упаковочку. Он ее минут пять любовно разворачивает, эстет хренов, ножничками чуть не золотыми обрезание проводит. Пассы с ней у себя под носом делает, престидижитатор. Ну закурил в конце концов. И я закурил. Между нами расстояние – метра три. Фемида посередь нас: одной ноздрей мой дым апробирует, другой – сигарный. Смотрю – та, дальняя от меня ноздря начинает мало-помалу кукситься, пошмыгивать и подвигаться в моем направлении. Мордашка судьи тянется соответственно за ноздрей, потому что физиология человека отлична от слоновьей. Нейтральное судейское выражение сменяется блаженным, и она уже не столько судит, сколько внюхивает меня с моей сигаретой целиком. Типа «я – твоя, чего же боле». Точка. И даже восклицательный знак. Часть публики взрывается аплодисментами, другая овациями, третья попросту рукоплещет. Полубосса с его вохровцем долго пинают ногами где-то в кулуарах. А меня вместе с «Примой» и фигуристой тетенькой тащат на руках в красный угол. Вечер удался. Ви а зе чемпионс!.[3]

– Во! – Муромский показал Попову большой палец. – Готовый анекдот для вечности. Не премину упомянуть эту историйку в мемуарах.

– Поверят ли? – усомнился Никита.

– Мне-то, поди, поверят.

– Вы, парни, только не подумайте, что я жлобяра, – сказал Попов. – Ну не люблю я хамов и отморозков. Как-то надо их размораживать уже. Если не я, то кто? И фильдеперсовые (шелковые, что ли?) сигарки ношу больше для куража да представительства. Дома и на работе употребляю исключительно оригинал.

Леха замолк. Взгляд его сделался вдруг тоскливо-отсутствующим.