Операция «Шейлок». Признание

— Хотели выяснить, заслужил ли я, чтоб вы меня спасали.

— Нет, хотел приятно провести время. И не обманулся. Вы мне симпатичны, Филип, — хотите верьте, хотите нет. Вначале наша совместная работа, а затем ваши книги внушили мне немалое уважение к вам. И даже — что весьма непрофессионально с моей стороны — что-то типа симпатии к родственнику. Вы прекрасный человек, и мне не хочется, чтобы вам причинили вред те, кто вознамерится дискредитировать вас и очернить ваше имя, а то и обойтись с вами еще хуже.

— Что ж, в отставке или нет, свою роль вы по-прежнему играете обворожительно. И вообще вы очень занятный ловкач. Но, по-моему, вами движет не чувство ответственности за меня. Вы приехали как представитель этих ваших, чтобы заткнуть мне рот угрозами.

— Я приехал сам по себе, стопроцентно, и, честно говоря, потратил немало денег из собственного кармана, чтобы попросить вас: ради вашего собственного блага не делайте здесь, в финале этой книги, ничего сверх того, что вы проделываете всю жизнь в литературе. Немножко нафантазируйте, пожалуйста: вы же не умрете от этого. Наоборот.

— Если бы я сделал то, о чем вы просите, вся книга стала бы фальшивкой. Если назвать вымысел фактом, это все разрушит.

— Тогда назовите его вымыслом. Вставьте примечание: «Я это выдумал». Тогда на вас не будет вины в предательстве — себя, ваших читателей, тех, кому вы доселе служили безупречно.

— Это невозможно. Никоим образом невозможно.

— Ну, тогда вот вам идея получше. Вместо того чтобы заменять главу какой-то выдумкой, сделайте себе самое большое за всю вашу жизнь одолжение и просто вычеркните ее целиком.

— Опубликовать книгу без концовки.

— Да, обкорнанной, такой же, как я. Увечье, при всей его неприглядности, тоже может достигать цели.

— Не включать то, что я собирал специально, ради чего я и поехал в Афины.

— Почему вы так упорно твердите, что осуществили операцию исключительно в качестве писателя, хотя втайне знаете не хуже, чем я знаю теперь, недавно насладившись вашими книгами, что вы ее осуществили и довели до конца как еврей, преданный интересам своего народа? Почему вы так решительно отрицаете еврейский патриотизм, вы, в ком, как я вижу по вашему творчеству, еврейство укоренено глубже, чем все остальное, кроме разве что мужского либидо? Зачем так камуфлировать еврейские мотивы ваших действий, хотя в реальности вы не менее идейный, чем ваш сотоварищ-патриот Джонатан Поллард? Я, как и вы, предпочитаю по возможности уклоняться от банальных поступков, но вечно притворяться, что в Афины вы поехали только ради своего писательского призвания… Разве это меньше компрометирует вашу независимость, чем признание, что вы сделали это, потому что вы — настоящий еврей? То, что вы до такой степени еврей, — самый потаенный из ваших пороков. Это знает любой ваш читатель. Вы поехали в Афины, потому что вы еврей, и эту главу вы утаите наперекор своим желаниям, потому что вы еврей. Евреи ради вас часто шли наперекор своим желаниям. Это признаете даже вы.

— Да-а? Правда? И каким желаниям они шли наперекор?

— Сильнейшему желанию взять дубинку и заставить вас проглотить собственные зубы. Но за последние сорок лет так никто этого и не проделал. Поскольку они — евреи, а вы — писатель, они так не поступают, а вместо этого дают вам премии и почетные ученые степени. Салмана Рушди его соплеменники вознаградили несколько иначе. Кем бы вы вообще были, если б не евреи? Что бы вышло из вас, если бы не евреи? Им вы обязаны всем вами написанным, даже той книгой про бейсбол и бродячую, бездомную команду. Еврейство — головоломка, которую подкинули вам они: не своди евреи вас с ума этой головоломкой, не существовало бы вас как писателя. Пора отблагодарить их. Вам почти шестьдесят: на благотворительность лучше жертвовать, пока рука еще не остыла. Напомню вам, что и у евреев, и у христиан когда-то был распространен обычай платить десятину. На поддержку религии направлялась десятая часть доходов. Разве вы не можете уступить евреям, которые дали вам все, одну одиннадцатую этой книги? Наверно, это лишь пятидесятая часть от одного процента всех страниц, опубликованных вами за всю жизнь благодаря им, евреям, согласитесь? Уступите им главу номер одиннадцать, а затем дайте себе волю и назовите то, что останется, художественным произведением, даже если это не так. Когда газетчики начнут спрашивать, скажите им: «Смайлсбургер? Этот болтливый калека с потешным акцентом, сотрудник израильской разведки? Плод моего буйного воображения. Мойше Пипик? Ванда Джейн? Я снова обвел вас вокруг пальца. Разве могли хоть на чьем-то пути повстречаться такие ожившие обрывки сновидений, как эти двое? Галлюцинаторные проекции, полный бред — ради этого вся книга и написана». Скажите им нечто в этом духе, и вы избавите себя от уймы цорес[96]. Конкретные формулировки я препоручаю выбирать вам.