– Говорят, нас остановил какой-то венный корабль и сейчас наше судно будут досматривать, – ответил брюнет. Судя по его виду, он был весьма недоволен происшествием. А мои расспросы, вероятно, разожгли в нем стремление выразить свою точку зрения на происходящее, и он добавил, хмуря густые брови и сверкая черными глазами: – Это русские. Это они всюду суют свой нос…
– Они стреляли по нам! – эмоционально добавил худой, похожий на вяленую рыбу, мужчина с неприятными водянистыми глазами. – Вы представляете – они стреляли по пассажирскому судну, где находятся женщины, дети!
Сухощавый тип просто клокотал от возмущения. Он говорил все это истерическим голосом со звенящими нотками, и женщины наверняка слышали его слова – они стали ахать и прикрывать рты руками.
– Если бы хотели, они бы попали, – резонно вставил темноволосый, – не нагоняйте панику, любезнейший – думаю, просто напугать хотели. Чтобы мы остановились. Уж не знаю, что им не понравилось, но, похоже, у нас проблемы…
– У нас не может быть проблем, – возразил я. – Мы не совершали ничего противозаконного. Неприятности могут быть у капитана и его помощника, так как именно они отвечают за судно и за груз, а мы всего лишь пассажиры, и, если только нас не разыскивает международная полиция, можем быть спокойны. Они досмотрят и покинут борт. Я думаю, не стоит волноваться.
– Все равно, где русские – там несчастье… – негромко пробормотал мой темноволосый собеседник и смерил меня мрачным взглядом; а белесый, усмехнувшись, вскинул голову и отвернулся, показывая, что не желает слушать глупости.
Тем временем наше судно остановилось. Судя по всему, как раз в данный момент нас брали на абордаж… Несколько человек, не в силах преодолеть любопытство, ринулись наверх – среди них было несколько женщин. Но те двое, с кем я разговаривал, только покачивали головами, не желая, очевидно, рисковать – мало ли что взбредет в голову этим русским. Но я… я никак не мог оставаться в стороне. Вот он – журналистский азарт, упоение от сопричастности к событиям, которые, возможно, сыграют важную роль в истории! Я ничего не могу пропустить – мне следует видеть все собственными глазами, быть на передовой, и первым добывать новости!
– Я все разузнаю, – сказал я и, стремительно заскочив в каюту, чтобы взять карандаш и блокнот, поспешил на верхнюю палубу – в самый, как я предполагал, эпицентр событий. Я был бодр и полон решимости поучаствовать в том, что в данный момент происходило буквально у меня под носом – какой бы характер оно ни носило…
На верхней палубе уже присутствовало несколько пассажиров – видимо, из числа самых любознательных. Они толпились у лееров, приглушенно перешептываясь, и в шепоте этом явственно слышалось недоумение. Оглядевшись вокруг, я понял, что мои предположения были правильными. Я увидел рядом с нашим совершенно необычное судно – и еле удержался от удивленного возгласа. Остроносое, с атлантическим форштевнем и развитым полубаком, оно, несомненно, было создано для того, чтобы, развивая большую скорость, догонять свою добычу или скрываться от погони. Впрочем, в облике этого, несомненно, военного корабля не было ничего знакомого, за исключением двух необычайно маленьких артиллерийских башен и, напротив, очень крупных минных аппаратов. Все прочее было так же чуждо всему, что я знал, как если бы этот корабль, например, принадлежал пришельцам с Марса, о которых писал англичанин Уэллс. Словом, даже в самых смелых фантазиях я никогда не мог бы вообразить ничего подобного.
Несколько людей в невиданной мной доселе военной форме деловито расхаживали по палубе, невольно притягивая к себе взгляды – так странно они выглядели. Впрочем, они внушали уважение, и в то же время веяло от них надежностью и основательностью. Однако никто не решался заговорить с этими суровыми парнями. Что ж, придется это сделать мне…
– Простите, не могли бы объяснить мне, чем вызвано ваше присутствие на этом корабле? – спросил я, подойдя к одному из этих солдат.
Пассажиры негромко загалдели за спиной, одобряя мою решительность. «Какое они имеют право?» «Кто они вообще такие и почему не представились?» – слышалось сзади. Однако я придерживался мнения, что разговаривать с людьми, пока они еще не сделали тебе ничего плохого, следует вежливо.
Но, похоже, эти солдаты не владели английским. А может быть, владели, но им было предписано не вступать в разговоры с гражданскими. Впрочем, скоро на палубе появилось еще несколько человек, и, судя по всему, один был их командиром. Перекинувшись с подчиненными несколькими словами, внимательно при этом поглядывая в мою сторону, командир направился ко мне. Как в открытой книге, на его лице отчетливо читалась неприязнь к журналистам. Но этот факт меня совсем не смутил. Да, военные не особо жалуют пишущую братию, но тут многое зависит от личного обаяния.