Операция «Сломанная трубка»

— Весь пораненный пришел с войны. И недолго промучился — помер… — Голос Акулины Мусимовны дрогнул. Она сняла очки, протерла глаза и снова надела. — С той поры и живу одна, как сова…

Никону стало очень жалко старушку, но он не нашелся что сказать ей, как успокоить. Между тем его мать промолвила нерешительно:

— Может, и вправду лучше вернуть это письмо почтальону?

— Так и я подумывала, да вот… Посылали-то его из-за границы… Значит, очень важное дело! А почтальону что — возьмет да отправит обратно. Не проживают, мол, у нас такие — и все. А окажись, что живой этот, который желтенький листок написал? Три десятка лет с лишним, считай, прошло с конца войны, а до сих пор, слышь, разыскивают сыновья отцов, братья сестер… Чует мое сердце, не зря отправили из Польши в наш поселок письмо, — Акулина Мусимовна глянула из-под очков на Никона: — Вот и подумала я: может, пионеры тут в чем помогут?..

В поселке очень многие знали, что Никон и его друзья участвовали в горячих событиях на кордоне. Слышала, видно, об этом и Акулина Мусимовна. Иначе зачем бы она принесла письмо? Эта мысль придала Никону смелости, он взглянул старушке прямо в глаза.

— Знаете что, Акулина Мусимовна, оставьте это письмо у меня. Мы с ребятами вместе подумаем…

— Бери, ради бога, бери, — обрадовалась соседка. — И несла-то я его как раз за этим. Только уж вы поаккуратней с ним, не задевайте куда.

— Не беспокойтесь. Акулина Мусимовна, — ответил Никон, вкладывая листки в конверт. — Не потеряем.

2

Закончив поливать капусту, Никон вопросительно посмотрел на мать. Она уже прополола морковную грядку и мыла руки водой, оставшейся в ведре.

— Ну, иди уж, иди, — улыбнулась она. — Беги, куда хочется… Хорошо сегодня поработали, и отдохнуть не грех.

— Я недалеко. К Кестюку.

— Только, смотри, не до темна…

— Ладно!

Никон вбежал в избу и схватил оставленное Акулиной Мусимовной письмо. Хотел было сунуть его в кармашек своих тренировочных, но конверт не влезал. Начал свертывать трубочкой, но, вспомнив наказ соседки беречь письмо, раздумал. Взял с полки журнал «Здоровье», вложил в него конверт и выбежал на улицу.

Кестюк во дворе под навесом что-то пилил. Рядом, на бревне, лежала раскрытая книга.

— Здравствуй, — встретил он Никона и вытер пот со лба. — Жарко сегодня что-то… Вот решил книжную полку сделать, как у тебя.

— Кестюк, — сказал Никон почти шепотом, — брось-ка ты свою ножовку…

— Что? В журнале что-нибудь интересное?

— Не-ет, не это… Я… совсем другое…

— Да что ты мямлишь?! — не выдержал Кестюк.

— Да просто пришел посоветоваться…

— Ну и говори! Нечего тянуть.

— Понимаешь, какое дело… — Никон вытащил конверт. — Знаешь, откуда это письмо? Гляди, марки какие наклеены. А на штемпеле написано: «Люблин»!

— Люблин?! — Кестюк разинул рот, что-то припоминая. — Так это из Польши?

Он повесил ножовку на гвоздь, сложил доски и, подбежав к колодцу, ополоснул из ведра руки.

— А ну-ка дай посмотрю, что там… А чего конверт-то такой большой?

Никон рассказал, как попало к нему письмо, и Кестюк, осторожно взяв в руки потрепанный, пожелтевший листок, тоже заволновался.

— Так это же чуваш писал! — воскликнул он.

— Какой ты догадливый! — поддел его Никон. — Ясно, что чуваш, раз написано по-чувашски.

— Но как попал в Польшу этот листок? — удивился Кестюк.

— Не знаю…

Они долго сидели на скамейке под старой липой, что росла у ворот дома.

— Ну, прочитай-ка теперь заново, — сказал Никон, когда все было готово.

Кестюк откашлялся и громко прочитал:

Дорогой отец!

Если я из сегодняшнего боя не выйду живым, знай: твой сын воевал с фашистами до последнего патрона. В такой для меня трудный час еще сильней понял, как дорога Родина.

А. Мусимов. 12.VII.1943 г.

Несколько минут друзья просидели молча, потрясенные силой этих слов, нацарапанных карандашом на клочке бумаги. Кестюку вспомнился кинофильм, в котором воевали с фашистами советские и польские партизаны. Никон же вспомнил рассказ дяди, как он в последнем для него бою был ранен, потерял руку.

— Я все думаю: а не мог этот А. Мусимов остаться в живых?.. Ну, который это написал? — неуверенно произнес Никон.

Кестюк покачал головой.

— Нет. Если бы у него была надежда остаться в живых, он бы не стал писать такие слова… Да и сам подумай: разве дошло бы до нас письмо живого человека через столько лет?!

Никон все вертел в руках послание неизвестного героя, потом присел у скамейки на корточки и заглянул в глаза другу.

— Кестюк, посмотри-ка вот сюда… Что это, по-твоему?

Кестюк еще дома, при Акулине Мусимовне, обратил внимание на круглую дырку в уголке пожелтевшего листка, но потом подумал, что она образовалась от неосторожного обращения с письмом, и тут же забыл о ней. Теперь он еще раз внимательно всмотрелся в это место и разглядел коричневатый кружок вокруг дырочки. Словно бы опалена…

— Неужели от пули?..

— Мне тоже показалось. Ну, а если письмо лежало в нагрудном кармане, то ясно, что случилось…