Операция «Сломанная трубка»

— Тут, в письме, наверняка сказано, где нашли этот листок.

— Но мы же не знаем по-польски, — Никон замолк и вдруг выпалил: — Надо выучить польский язык!

— Верно, — неожиданно быстро согласился с ним Кестюк. — Найдем польско-русский словарь и начнем переводить письмо. Ну, а уж с русского на чувашский — и без словаря справимся.

— А где можно достать польско-русский словарь?

— В городскую библиотеку поедем. Там все есть.

На том и порешили. В город поедут завтра же. Пока не переведут письмо, другим ребятам ни слова, потому что толку от них во время перевода не будет, а шум да крик в таком деле не подмога.

Никон вернулся домой со своим конвертом, а листок с восстановленным текстом Кестюк оставил у себя.

3

Они растерянно переглянулись, когда оказалось, что словари на дом не выдают. Девушка-библиотекарь посоветовала им посидеть в читальном зале. Друзья нашли свободное место за столом у окна и приготовились к переводу: Никон вынул из своей книжки письмо и чистую тетрадь, а Кестюк открыл словарь.

— У-у, да тут двадцать пять тысяч слов! — прошептал он.

Принялись за дело. По порядку начали искать в словаре слова из письма. Многие из них имели по нескольку значений, приходилось догадываться… Шепотом спорили друг с другом. И когда парень, сидящий за соседним столом, закрыв книгу толщиной с добрую буханку хлеба, позвал своего товарища на обед, Кестюк не поверил своим ушам.

— Сколько же мы тут сидим?

— Все равно рано еще, — ответил Кестюк.

Снова перечитали только что переведенный аккуратно переписанный текст: «Дорогой А. Мусимов! Мы пишем к вам из Польской Народной Республики, из Люблинского воеводства. Вы нас не знаете, мы тоже не знаем вас…»

В читальном зале осталось всего несколько человек. Кестюк вышел в коридор посмотреть на часы.

— Без десяти час, — сообщил он, вернувшись. — Скоро и библиотекари уйдут на обед, останется одна дежурная.

Им давно уже было пора поесть. Но и от словаря не хотелось отрываться, и сбегать за пирожками нельзя — денег только на обратную дорогу. Кестюк потоптался возле стола и сел рядом, пробормотав:

— Чего же это я деньги-то у папы не попросил — хоть на пирожки… Сегодня уж как-нибудь без обеда обойдемся, ладно?

Никон молча кивнул. И они снова взялись за словарь. Неизвестно, сколько еще времени пролетело, как вдруг Никон, словно оправдываясь, прошептал:

— Мама, наверно, скоро с работы вернется. Посмотрит — и поесть нечего…

— Тогда, может, хватит на сегодня?

— Мало, конечно, успели… Да больно уж трудно!

А перевели они «после обеда» всего три предложения: «Мы живем в тридцати километрах от Люблина. Наш хутор называется Констанцина. Учимся мы в школе, которая в трех километрах…»

Друзья сдали словарь библиотекарю и вышли на улицу. Солнце прямо-таки ослепило их уставшие глаза. Казалось, даже темно-зеленые липы, растущие вдоль улицы ровными рядами, и те излучали нестерпимо яркий свет. Поливальная машина, стоявшая на обочине, вдруг тронулась с места и накрыла Кестюка с Никоном облаком водяной пыли. Никон повернулся к машине спиной, прижав к груди книжку с конвертом и тетрадь.

В троллейбусе Никон тронул Кестюка за рукав.

— Нам надо зайти к Акулине Мусимовне.

— Прочитать ей начало письма?

— Ага. И вообще… Там же подписано: «А. Мусимов».

— Сам же сказал, что ее брат умер?

— Все равно. Надо узнать, как его звали. Надо же — до сих пор не додумались!

— Ты же говорил, что он в Польше не был. На Черном море служил.

— А вдруг был? Попросим Акулину Мусимовну рассказать все-все, что она помнит о брате.

Но старушка ничего нового не добавила к тому, что они уже знали. Брат ни разу не говорил о том, что был в Польше. И имя его не подходит к подписи на бумажке — его звали Василий Мусимович… Акулина Мусимовна показала им и фотографию брата. Тот и вправду был в морской форме — тельняшка, бушлат, бескозырка…

Начало письма, переведенное ребятами, старушка выслушала очень внимательно и засуетилась, забегала, собирая на стол угощение, силком усадила их за стол. И все приговаривала:

— Дай вам бог, сыночки, сил довести дело до конца! Чует мое сердце: это письмо для кого-то очень нужное.

— Переведем, Акулина Мусимовна! И все вам прочитаем! Обязательно!

Три дня подряд с самого утра ездили Кестюк и Никон в город, три дня до вечера сидели в библиотеке, но перевод продвигался туго. На четвертый день их встретил на улице Ильдер и предложил пойти на кордон за орехами. Но они, отнекиваясь, заторопились к остановке. Ильдер не отставал, вприпрыжку бежал за ними и взахлеб рассказывал, как в очередной раз смешно перепутали близнецов Гену и Геру. Кестюк и Никон отводили от него глаза и смотрели по сторонам, а когда подошел автобус, без очереди нырнули в салон. Ильдер так и остался стоять с открытым ртом. Удивленный и расстроенный, он целый день бродил по поселку один, а под вечер не выдержал — заявился к Кестюку домой. Тот, увидев Ильдера, торопливо сунул в стол тетрадь, которую только что читал, старательно шевеля губами.

— Значит, я больше тебе не друг? — Губы у Ильдера дрожали от обиды.

— Почему же? Друг…

— Тогда почему все время избегаешь меня?