Операция «Смоленский капкан», или Пропавший обоз НКВД

— Итак, в июле 1941 года, как вы знаете, обстановка на Западном фронте складывалась явно не в пользу Красной Армии. Особенно на Смоленском направлении. Не будем углубляться в детали, но именно в тот момент в голове самого «страшного» наркома родилась поистине гениальная идея. Поскольку перед Смоленском, по большому счёту, наших войск было явно недостаточно, чтобы организовать серьёзную оборону города, да и учитывая изученную уже к тому времени тактику немцев, было понятно, что, мощным броском обойдя все оборонительные укрепления Смоленска, враг неминуемо устремится прямиком к Москве. Не буду загружать вас ненужными деталями, но цель в Кремле в те дни была только одна — любой ценой остановить врага. И вот, в голове Лаврентия Павловича родилась идея — используя всё многообразие доступных ему в то время средств, от радиоигр до прочих агентурных приёмов, провернуть хитроумную операцию под кодовым названием «Смоленский капкан». Берия, преследуя, впрочем, хоть и косвенно, как вскоре выяснилось, собственные интересы, предложил забросить немцам информацию об оставшихся в Смоленске ценностях. Причём таких, по сравнению с которыми меркла даже пресловутая Янтарная комната. А именно часть золотого обоза Наполеона Бонапарта, найденная в июне 1941 года, да так и остававшаяся до последнего момента в Государственном банке Смоленска.

— С тем, что клад под Смоленском был найден, я согласна. В архивах есть несколько упоминаний об этом. Я вам докладывала. Но вы сказали: часть золотого обоза, остававшаяся в Смоленске. Вы не оговорились? — встрепенулась я. — Ведь в найденных нами в «захоронке» ящиках никаких ценностей не было.

— Нет, Ростова, я не оговорился. И что у вас за скверная привычка — всё время «лезть поперёк батьки в пекло»? Немного терпения, и чуть позже вы всё поймёте, — с нажимом проговорил генерал.

— Рискованная операция, а при успешном исходе не так уж много плюсов, — почесав вихрастый затылок, включил, наконец, свой аналитический ум Суходольский.

— Полностью с вами согласен. Однако вы не в курсе, что начиная с 1919 года, у нашего наркома внутренних дел товарища Берии имелся личный заклятый враг, перед страстным желанием смерти которому для Лаврентия Павловича меркло буквально всё, — генерал раскрыл толстую папку, до этого мирно покоящуюся у него на столе.

— Прямо тайны Мадридского двора, — усмехнулась я.

— Ростова, — укоризненно покачал головой генерал, — у каждого человека есть свои большие или маленькие слабости. Так вот, разобраться в них и есть для нашего брата, оперативника, высший пилотаж, сродни запаху свежей крови. Без этого ничего не получится. Вы понимаете, о чём я?

— Я всё понимаю, товарищ генерал. Вы хотите сказать, что личные мотивации для человека, так или иначе, всё равно играют главенствующую роль? То есть, мы можем без конца твердить себе и окружающим о высоком чувстве долга, любви к Родине и тому подобным вещам… А на самом деле, всё равно в каждой, отдельно взятой человеческой истории, лежит сугубо личный побудительный мотив. И неважно, что это — власть, деньги, любовь или месть? Я правильно вас поняла, товарищ генерал?