Операция «Сострадание»

Неуместно намалеванный карминовой помадой рот скривился на сторону, вислые мешочки щек мокры — от пота? От слез? Лев Прокофьевич плохо знал Панченко, но до сих пор полагал, что такие сильные эмоции у нее способно вызвать лишь что-то связанное с Авророй. Аврора попала под машину, или застряла в развилке дерева, или нашелся благодетель человечества, который наконец-то показал Авроре, где раки зимуют, внушив ей простую мысль, что лаять без толку на всех подряд нехорошо, за это можно по морде схлопотать… Но Аврора послушно трюхала рядом с хозяйкой на поводке, и выражение черно-белой морды было непривычно задумчивое и чуть обиженное; Лев Прокофьевич даже сказал бы — угнетенное. Так выглядят избалованные дети, когда выпадают вдруг из центра внимания, то есть родителям, попросту говоря, не до них.

— Там… на берегу пруда… поймите меня правильно… я проходила мимо… там — голый мужчина!

— Голый мужчина? — повторил Лев Прокофьевич. — Что он там делает?

— Ничего… Лежит… Я подумала, нужна чья-то помощь… Я не врач…

— Наталья Венедиктовна, так и я не врач, — вздохнул Лев Прокофьевич, коря себя за доброту и всеми фибрами души ощущая, что вляпывается в какие-то неприятности. Вот тебе и утренняя зарядка, источник здоровья! — Ну пойдемте, посмотрим на вашего голого мужчину.

— Только вы… не так быстро… я за вами не успеваю!

Мысль, что неожиданная собеседница может выдать недостоверный факт, ни на минуту не пришла Никитину в голову: может быть, Панченко и не выглядела кладезем ума, но и сумасшедшей она не была, это уж сто пудов. Кроме того, пруд в Тропаревском парке служил пристанищем «моржей», бултыхавшихся в этом водоемчике с топким илистым дном круглогодично… На эту отважную публику даже Лев Прокофьевич, не прекращавший пробежек и в двадцатипятиградусный мороз, взирал с дрожью. Он готов был допустить, что какому-то любителю моржевания резко поплохело с сердцем из-за разницы температур. Может, стал вдобавок тонуть, воды наглотался… Это ничего, с этим Лев Прокофьевич справится. Медицинского образования он не имел, но, согласно тренерским обязанностям, владел навыками оказания первой медицинской помощи. Ну, там дыхание «рот в рот» и «рот в нос», непрямой массаж сердца… Пока что, тьфу-тьфу, пользоваться не приходилось.

Одного взгляда на распростертую на сером песчаном, сцементировавшемся от холода берегу пруда фигуру хватило Никитину, чтобы понять, что его навыки оказания первой помощи останутся без употребления. Если по порядку, лежащего на спине в неожиданно мирной, сонной позе мужчину нельзя было в строгом смысле слова назвать голым, так как на нем были плавки — символические, веревочно-сетчатые, но главную примету, что отличает мужчину от женщины, они все-таки прикрывали. Плавки были сухими, значит, окунуться в пруд их обладатель так и не успел. О том же свидетельствовал нетронутый край полотенца, высовывающийся из полиэтиленового пакета, который валялся поодаль на берегу.

Все это Никитин отметил как бы боковым зрением, не сосредоточиваясь на деталях. Осознал же их значение он лишь некоторое время спустя. Его внимание сразу привлекло неровное отверстие в гладкой, белой, поросшей курчавыми рыжеватыми волосками груди. И темнеющие, загустевающие, из алых становящиеся багровыми потеки. На коже, на песке, в складках пакета…

— Ничего не трогать! — громко скомандовал Лев Прокофьевич не только Наталье Венедиктовне, но и своим привлеченным криками товарищам по утренним пробежкам, которые начали подтягиваться к пруду. — Срочно вызывайте милицию! Отойдите подальше… А ну, кому я сказал! Все отошли, сейчас же! Собак убрать!

Наталья Венедиктовна резко дернула за поводок Аврору, которая потянулась было обнюхать кровь, и собачка взволнованно вякнула, пораженная таким неласковым обращением. В другое время Лев Прокофьевич испытал бы удовлетворение от маленького возмездия, неожиданно настигшего эту избалованную шавку, однако по сравнению с тем, что случилось, давние неприязни отодвинулись на задний план. Дважды за это воскресное утро Никитин предался мыслям о смерти, но если в первый раз смерть посылала ему издалека воздушные поцелуи, застенчиво показывала свое костяное безносое личико из-за полупрозрачных деревьев, тронутых поздней осенью, то сейчас она выскочила прямо на него, чтобы предстать во всей своей наготе… Да, именно во всей наготе, как бы кощунственно по отношению к покойному это ни прозвучало.

Спустя пятьдесят минут Лев Прокофьевич четко и деловито давал показания дежурной оперативно-следственной группе ГУВД Москвы и Московской горпрокуратуры, а в частности явившемуся в ее составе на место преступления следователю Вениамину Васину:

— Да, я был знаком с убитым. Знакомство, правда, шапочное: просто живем в одном доме. То есть жили… Частенько он в Тропаревском парке бегал, а после пробежек моржевал… Хирург он пластический, Великанов Анатолий Валентинович.