Виктор Михайлович отложил журнал в сторону и внимательно посмотрел в глаза своего нового сотрудника. Он пытался понять – почему тот вдруг заинтересовался его старой работой? Павел не отводил в сторону глаза. Напротив, они горели юношеским задором и любопытством. Пожилой академик лишь тяжело вздохнул и отвернулся. Посмотрел в окно. Вдали виднелся высокий забор, окутанный колючей проволокой. Он уже хотел уходить, но вновь вернулся к столу Павла и несколько обиженным тоном произнёс:
– Потому, что там, – «наверху», посчитали, что наш рынок сам будет себя регулировать и ему не нужен научный подход! Руководитель всесоюзного статистического управления утверждает, что его людям достаточно и простого арифмометра, чтобы рассчитать государственный план такой огромной страны, как Советский Союз! А наша партия решила, что пора переводить социалистическое производство на рыночные отношения. Я же считаю, что это непременно приведёт к скатыванию к капиталистическим отношениям в хозяйствовании субъектов! Но, не мне решать дальнейшую судьбу нашего государства, молодой человек! «Наверху» у нас сидят достаточно умные люди, раз их туда выдвинули, и им виднее, что делать с нашей страной и с её людьми! Партия через компетентные органы приказала мне уничтожить мой проект, и я просто был обязан подчиниться!
Академик хотел ещё что-то сказать, но лишь махнул рукой и торопливо вышел из комнаты. По нему было видно, что воспоминания даются ему с трудом. Дверь за ним закрылась и наступила полнейшая тишина, в которой как-то резко и непривычно остро прозвучал Катин голос:
– Они там наверху, со своими арифмометрами ещё так нам напланируют, что мы за хлебом в очередях сутками стоять будем!
Коллеги недоумённо посмотрели на неё, но промолчали, а Павел вспомнил про очереди девяностых, но тоже промолчал. Взял со стола журнал и по диагонали ещё раз прочитал статью, хотя уже в конторе ему дали прочитать её. В журнале начала шестидесятых годов всё выглядело ещё радостно и оптимистично. Работы академика Глушкова преподносились как революционный шаг в планировании и управлении народным хозяйством. Дифирамбы в адрес академика лились, как из живительного источника целебная вода. Павел не заметил, как к нему подошёл его коллега. По возрасту он явно был сверстником академику.
– Пойдём, покурим, – предложил новый знакомый по имени Василий.
– Пойдём, – со вздохом откладывая в сторону журнал, ответил Павел. – Хотя, я не из курящих!
– Я тоже не курю, но сейчас мне что-то очень захотелось закурить! – пожилой коллега улыбнулся, но его глаза так и остались печальными.
В курилке было пусто. Отчётливо пахло дешёвыми папиросами и сигаретами. Сели. Василий достал из кармана белого халата пачку «Беломора».
– Вроде как называюсь интеллигентом, а вот пристрастился к папиросам. Терпеть не могу сигареты. На фронте у нас самосад был. Ох и деручий, зараза! Не то, что нынешние папироски! Может, всё-таки закуришь?
Павел отказался, а Василий размял между указательным и большим пальцем правой руки папироску, хитро смял мундштук и чиркнул спичками. Не торопясь затянулся. Взял папиросу в левую руки и Павел заметил, что на ней не хватает двух пальцев – мизинца и безымянного. Василий заметил его взгляд и как-то совсем невесело усмехнулся.
– Это ещё на фронте случилось. Языка неудачно взял. Он своим фрицовским, острым как бритва тесаком отмахивался от меня и отрубил мне оба пальца. Здоровый гад был, но я его всё рано уломал и к своим приволок! Но, это всё уже в прошлом. Давай лучше сейчас о тебе поговорим, пока ещё не поздно!
– А почему может быть поздно? – удивлённо спросил Павел.
– А потому, что не лезь ты, парень, в не своё дело, – грустно произнёс Василий, пытливо посмотрел на своего молодого коллегу и выпустил целый клубок сизого, едкого дыма. – Люди из «большого дома» могут тобой заинтересоваться. Хорошей работы лишишься, а тебе это надо?
Павел с непривычки закашлялся от дыма, но вскоре упокоился. Сказывался опыт нахождения в кругу часто курящих друзей. Он тоже пристально посмотрел на собеседника и спросил:
– А почему?
– Я тебе, как фронтовик начистоту, безо всяких кривляний скажу. Не нужна никому в нашей стране разработка Виктора Михайловича. Там, – Василий указал указательным пальцем покалеченной руки в потолок, – то бишь тем, кто денно и нощно находится рядом с большой кормушкой, без нашей системы грабить богатую страну гораздо удобнее – контроля никакого нет. А кто из воров, даже самых опытных, находясь в трезвом уме и здравой памяти, согласится красть чужое добро, если хозяева поручили его охранять здоровенному, умному и злому псу с железной хваткой волкодава, да ещё, если того зверюгу ни взяткой, ни жрачкой не подкупишь?
– Вы так считаете, что я зря увлёкся идеей Виктора Михайловича?