Операция «Степь»

– Ты?! – округлила глаза Шура. Она знала, насколько щепетильна Ильинская в вопросах чести.

– Дай ридикюль… Они… – Надежда Сергеевна щелкнула замком и вынула из старенькой дамской сумочки несколько листков с отпечатанными на машинке текстами и кругляшами печатей.

– Что это, мама? – испуганно выдохнула Шура.

– Телеграмма Вилла Шафрота о немедленном закрытии во всем Пугачевском уезде столовых АРА. А это – то же самое по Бугуруслану, а это – в Кинель-Черкассы…

Голос Надежды Сергеевны дрогнул.

– Закрыть столовые? Да как же так?! – воскликнула Шура, вскакивая с колен матери. – Чего ради? В разгар голода? Объясни же, мам!

– Дело в том, – Ильинская промокнула платочком глаза, щеки, нос, – что конфликты в селах, где АРА кормит детей, очень часты. Много злоупотреблений, воровства, всякой мерзости… Честные работники на местах и товарищи из волсоветов возмущаются, протестуют. А в Пугачеве один взял и арестовал воришку.

– Американца? – Шура даже рот открыла.

– Нет, русского, но нашего служащего. Но он, этот советский работник, сделал и хуже того: издал приказ о контроле властей за работой АРА… Грубейшее нарушение Рижского соглашения! А Шафроту только дай повод. Он и приказал прекратить питание детей. А Карклин – в Москве. Ты представляешь, что в деревнях сейчас? Боже!

– И ты не отправила телеграммы! – Глаза Шурочки блестели.

– Рука не поднялась… – тихо проговорила Надежда Сергеевна. – Но через два-три дня все, откроется, и тогда…

– Мама! – Шура заметалась по комнате, схватила шаль, накинула на голову. – Я должна немедленно показать эти телеграммы. Я знаю кому – товарищу Антонову-Овсеенко… Или товарищу Вирну…

– Что ты говоришь, милая? – Лицо Ильинской стало строгим, и слезы будто сразу высохли. – Документы международной организации?

– Мама! – отчаянно крикнула Шурочка. – А дети? Они же умирают там, мама!!

Тяжело дыша, они смотрели друг на друга. Но, в отличие от матери, дочь не колебалась.

– Я верну их тебе вечером. Но уже сегодня, мама, уже сегодня наши примут какие-то меры…

– Меня могут спросить, отправила ли…

– Солги, мама! Раз в жизни солги! Телеграммы могли затеряться на почте, в конце концов. Дай мне их! Иди на работу. Прикинься нездоровой. Что хочешь!..

Шура решила не церемониться: свернув бумаги в трубку, выбежала в прихожую, и через полминуты ее каблучки застучали по лестнице. Хлопнула дверь парадного.

– Что я наделала? – прошептала Ильинская, поднося ладонь колбу. – Может, я больна?.. Как она сказала: «наши»… Значит, я тоже «наши»?.. Что сказал бы Глеб?

Она заплакала горько, отрывисто, без слез, уткнув горящее лицо в ладони.

…В тот же день телеграфным распоряжением губисполкома самые ретивые борцы с аровским лихоимством были на время отстранены от должностей. «Конфликты недопустимы, питание детей требует уступок», – еще раз подчеркнул Антонов-Овсеенко.

А телеграммы Вилла Шафрота, пришедшие на места с опозданием на трое суток, на четвертые были телеграфом же отменены главой РАКПД Шафротом. Поскольку конфликт угас в самом зародыше, перерыва в работе столовых АРА не было, что наверняка спасло жизнь десяткам детей.

Господин Шафрот посмотрел сквозь пальцы на неаккуратность, столь не свойственную миссис Ильинской, из-за недомогания не выполнившей в срок его распоряжение. Вилл Шафрот, впрочем, был уже далек от раздумий о судьбе этой холодной, голодной и вшивой дыры – Самары. Весной будущего года его должен сменить мистер Аллен. Так что вряд ли стоит ломать с Советами копья и нервничать в эти последние месяцы. Предстояло хорошенько подумать об отчете о днях, прожитых его миссией в Совдепии… Принесли они пользу голодающему народу России? Безусловно, да, безусловно! Однако не стоит забывать, что всякое добро должно оборачиваться ощутимой пользой и для самого добродея. Вилл Шафрот считал себя не только бизнесменом, но и патриотом своей благословенной страны. Он очень хотел, чтобы она была благодарна ему.

Елка

Горько пожалела Шурочка, что не удалось ей встретиться с глазу на глаз со знаменитым Антоновым-Овсеенко! Но и разговор с Альбертом Генриховичем Вирном оказался для нее чрезвычайно важным. Председатель Самгубчека вернул бумаги и заверил, что Шафрот не заподозрит о помощи ЧК Ильинской-старшей. Шура успокоилась, а потом обрадовалась: Вирн сообщил, что открытие детского дома, где она будет работать вместе с Женей, намечено не на январь, а на конец декабря. Совсем скоро! Значит, они все-таки устроят детям новогоднюю елку. Шурочка начала мечтать о ней с первым снегом, хотя и плохо представляла себе, как можно устроить елку в переполненном коллекторе с постоянно меняющимися, лежачими, вечно плачущими детьми.

Зато в детдоме должна получиться чудо, а не елка!

Правда, пришлось-таки поволноваться им с Женей.

За неделю до Нового года вышло постановление горисполкома, не разрешающее учреждениям устраивать елки ввиду голода и тифа. Но огорчались они недолго. Вскоре в печати промелькнуло уточнение: елки, пожалуйста, устраивать можно, но непременно платные. Весь сбор должен идти в пользу голодающих детей.