— Когда денежный сейф окажется пуст!
— Вы болтаете ерунду! Ведь это всего-навсего генеральная репетиция: нужно же проверить ключи!
— Ох, господи! — прошептал Ромер, который не был посвящен в детали задуманной операции.
Хойслер сказал, что в сейфе чего-то не хватает, но не сказал, чего именно, а Ромер удивился тому, как хорошо был обо всем проинформирован его шеф.
В половине первого ночи лампа с зеленым абажуром в лаборатории Зайдельбаха погасла, а спустя полчаса загорелся свет в спальне Зайдельбаха, увидев который Хойслер вздохнул с облегчением. Обер-лейтенант встретился с Ромером в «зоне внутренней охраны». Оба они еще раз порадовались тому, что Лорхер убедил своего компаньона не держать при охране собак.
Ромер застыл в коридоре, а Хойслер, пользуясь специальным фонариком, свет которого был заметен лишь на расстоянии двух метров, спокойно пошел дальше. Да, собственно говоря, кто мог упрекнуть его в том, что он, как лицо, отвечающее за охрану объекта, находится здесь?
Сейф был несгораемый и гарантирован от взлома. Обер-лейтенант надел перчатки и вставил ключ в замочную скважину. Держа фонарик за ручку зубами, он начал осторожно поворачивать ключ в замке, чувствуя сопротивление. Сейчас все зависело от того, насколько хорошо Ромер снял слепок с ключей и с какой точностью были изготовлены копии.
Ключи сделали свое дело превосходно. Хойслер осторожно повернул рукоятку сейфа и отворил тяжелую дверцу сейфа. Раздался тихий звук, какой обычно бывает, когда открывают стеклянную банку. Однако содержимое сейфа разочаровало его: в нем лежали десятки тетрадей, исписанные бисерным почерком Зайдельбаха, и бумаги, свернутые в трубочки, ящик с патронами времен фашистского вермахта. С неудовольствием Хойслер увидел, что ящик оказался закрыт. Он прислушался: в коридоре раздавались шаги. Выругавшись про себя, он закрыл дверцу сейфа. В комнату вошел Ромер и прошептал:
— Там, за дверью, кто-то есть!
— Может быть, это Ховельман? — высказал предположение Хойслер, направив свет фонарика на лицо Ромера, которое стало зеленым, как у призрака…
Перед рассветом Хойслер вернулся домой и поднялся в мансарду, где спала Гундула. Золотистые лучи солнца, пробиваясь сквозь гардины, освещали комнату. Гундула спала, и ее темные волосы были разбросаны по подушке.
Раздевшись, Хойслер лег рядом. В полусне Гундула прошептала несколько ласковых слов. Запах ее кожи заставил Хойслера невольно вспомнить о цветущей эрике. Из сада раздавались какие-то звуки, а в кухне негромко бренчала посудой тетушка Ховельман.
— Тише, — прошептала, окончательно проснувшись, Гундула, — они уже встали!
Хойслер поцеловал ее и заглянул в темные глаза девушки.
Как только Хойслер удалился, Ромер с еще большей силой налег на педали велосипеда. Ночной инцидент напомнил ему об опасностях его службы, а с тех пор как он поселился у Марты Фенске, он особенно хорошо понял, что у него нет ни малейшего желания совать свою голову в петлю ради интересов майора Вольнофа.
Первую ночь он провел под крышей гостиницы в комнате, обставленной старомодной мебелью, где даже постельное белье пахло цветущим лугом. На следующее утро он принялся ремонтировать замок холодильника, а Марта Фенске звонила механику. Вот тогда-то Ромер и понял, что хотя он и разбирается в тысячах всевозможных вещей, однако по-настоящему ничем заняться не может. Однако на Марту он все же произвел должное впечатление, так как Вильгельм, ее бывший муж, вообще ничего делать не умел. А когда Ромер как-то сказал, что в летний сезон он однажды работал официантом в ресторане на озере, Марта удивилась еще больше.
На следующую ночь разразилась страшная гроза, какой в этих местах не было уже несколько лет. Ослепительные молнии разрезали ночное небо на куски, а гром грохотал такой, что закладывало уши. В доме дрожали жалюзи на окнах, хлопали двери.
От страха Марта оказалась в объятиях Ромера, а когда гроза немного поутихла, она призналась, что еще не любила так ни одного мужчину.
На третий день он узнал, что у Марты в Брауншвейге имелось два дома, которые она сдавала. С тех пор мысль об этих домах никак не выходила у него из головы, тем более что сама Марта оказалась женщиной ласковой и податливой…
Велосипед Ромер поставил в сарай. Пес по кличке Хассо потерся головой об его ногу. Он потрепал собаку по шее и, положив ключ на место, вошел в дом. По настоянию Марты он вел себя здесь как настоящий хозяин. Пройдя на кухню, Ромер съел яичницу с салом и выпил рюмку водки.
Войдя в спальню, он понял, что Марта не спала, а только притворилась спящей.
— Ну что ты за человек, — пробормотала она, когда он лег рядом и прошептал, что у нее шелковая кожа и нежная грудь. А когда он спустя некоторое время перебрался на другую кровать, Марта сказала:
— Прежде чем болтать тебе о двух домах в Брауншвейге, я должна была…
— Какое мне до этого дело, — громко зевая, перебил он ее.
— И все-таки я тебе все расскажу: эти дома принадлежат мне только по документам, так как все деньги за них я отсылаю каждый квартал Нойройтеру в Испанию!
— Нойройтеру?!