Операция «Тайфун»

После этих слов командир протянул Степану руку на прощание. Следом поднялись со своих мест комиссар и начштаба. Попрощались тепло, что-то говорили, Гришин в ответ благодарил, но был немного не в себе. Выйдя от комполка, на автомате дошел до своей палатки. Собрал нехитрый скарб, поместившийся в сидоре, и двинул в парк. Неизвестно откуда, но в роте уже все знали о новом назначении ротного. Через несколько минут вокруг Гришина собралась толпа. Степан шепнул командиру второго взвода, тот подал команду строиться, и через минуту рота стояла перед ним в двухшереножном строю. У Гришина комок встал в горле. В строю было много новичков, занявших места убитых и раненных в последних боях, но рядом с новичками стояли и те, с кем он пробивался из-под Бреста. Их было немного, всего лишь несколько человек, но за эти месяцы боев они стали частью его самого, а он – их частью. Побольше было тех, кто воевал рядом с ним уже в составе 252-го полка. И они уже успели стать практически его семьей. Расставался он сейчас не просто с прежним местом службы, а с частью самого себя и с родственниками. Обведя глазами строй, хриплым от волнения голосом он поблагодарил бойцов за службу и выразил уверенность, что они всегда могут положиться на него, а он на них, если судьба сведет их снова в бою. Рота дружно ответила. Объявил, что за командира роты пока остается командир второго взвода, и отправил роту продолжать регламентные работы на технике. После этого ввел остающегося за него комвзвода-2 в курс дел и дал несколько коротких советов. Затем пожал тому руку и, закинув сидор на плечо, двинулся в расположение танкового полка.

Вечером Гришин после представления командиру полка прибыл в расположение своего батальона, который на этот момент состоял из нескольких десятков человек и шести больших армейских палаток, одна из которых была его новым домом и штабом одновременно. Расположившись за сбитым из плохо оструганных досок столом, он открыл штатное расписание батальона и вслух произнес:

– Ну, приступим! Что тут у нас? Итак, мотострелковый батальон на БМП. Э-э-э, что такое БМП? Где-то слышал. А, вот сноска: БМП-1 – гусеничная боевая машина пехоты… масса… экипаж… бронирование… вооружение… пушка «Гром»… 73-мм. Охренеть! Это ведь танк! Танк, способный перевозить под броней пехоту. Как у Васильева. Только на его машинах было по две пушки – 100-мм и 30-мм. Но и здесь… И еще плавающая машина! Вот почему новый командир полка говорил, что мой батальон – единственный такой во всей РККА. Сколько их в батальоне? Сорок две штуки. Ха-ха! Ну, фрицы! Только бы мне дали до вас добраться! Читаем дальше. Штаб – одиннадцать человек. Должности – вижу. Дальше… три мотострелковых роты, плюс минометная батарея – восемь БМ-37 – знаем! Пулеметный взвод – шесть ПКСМ… Зенитная батарея – четыре ЗПУ-4… Ого! Сила! Взвод связи, взвод обеспечения, медпункт.

Гришин откинулся назад, опершись на столб палатки, и закурил, задумчиво глядя куда-то вдаль.

– Ну, что, Степан Антонович? Будем соответствовать оказанному доверию, – наконец произнес он и, гася окурок, окликнул дежурного.

– Дежурный! Всех командиров, имеющихся в батальоне, собрать сюда через пятнадцать минут!

Особый район.

Армейский госпиталь

Иван Колосов сидел на лавочке в коридоре госпиталя и, пряча волнение, мял папиросу. Вчера военно-врачебная комиссия признала его здоровым и годным к строевой службе. Более месяца провалялся он на койке, залечивая рану. И это еще быстро! Так утверждал врач, лечивший его. Благодаря медикаментам, оборудованию и методикам, переданным союзниками, стало возможным поставить его в строй так скоро. Он этого дня ждал с нетерпением. После того как Иван пошел на поправку, он с жадностью слушал рассказы находившихся вместе с ним на излечении раненых бойцов и командиров 16-й армии о боях под Вязьмой. Некоторым рассказам не верилось – слишком уж необычно это было. Например, что немецкая авиация боится бомбить наши войска в районе Вязьмы, что артиллерия стреляет как никогда точно. А уже под самый конец пошли рассказы про невиданные танки, наносившие контрудар, чтобы прикрыть отступление частей армии. Говорившие были не танкистами и вряд ли могли отличить БТ от Т-34, а Т-34 от КВ, поэтому этим рассказам он не доверял. А вот про немецкую авиацию Иван скорее верил, чем нет. Потому что самолеты, гудение моторов которых он слышал в небе и днем и ночью, были только свои. Ни разу в госпитале армии, находившейся в окружении, не объявляли воздушную тревогу. Что было крайне удивительно. За первые месяцы войны Иван привык к обратному – если в небе гудит мотор, то это летит немец.

И вот, наконец, он услышал от председателя комиссии слова «Годен к службе без ограничений!» Душа его возликовала! Может, и его БТ цел? Жаль, если это не так. Послужил ему танк верой и правдой. Но Иван согласен на любой танк. Лишь бы в бой!