Однако нужно было что-то отвечать, хотя генерал и не понимал ситуацию в целом. Лишь поведение комиссара убеждало его, что тот в курсе происходящего.
Поэтому командарм решил действовать по предложенным правилам, по уставу. Он сделал три шага по направлению к строю. Военный, представившийся полковником Матвеевым, сделав шаг влево и повернувшись лицом к строю, остался у него за левым плечом.
Рокоссовский вгляделся в замерший перед ним строй. Десятки внимательных глаз, в свою очередь, неотрывно смотрели на него. Люди, стоявшие перед ним, были ему незнакомы. Незнакома была ему их форма, оружие, техника за их спинами. И одновременно откуда-то из глубины пришло осознание, которое логикой он объяснить не смог бы, – это свои!
Он обвел строй глазами. Странно, но именно в эти минуты над городом висела удивительная тишина. Рокоссовский откашлялся и прервал ее:
– Здравствуйте, товарищи!
– Здрав… желаем… тов-щ… генерал-лейтенант! – дружно и бодро ответил строй. И напряжение спало!
– Вольно!
– Вольно! – повторил команду Матвеев.
Рокоссовский повернулся к нему и, внимательно оглядев, сказал:
– Товарищ полковник! Распустите строй и, пожалуйста, пройдемте в штаб. Нам необходимы пояснения.
Вечером Трофимов позвонил Дегтяреву. Накануне, после его отъезда, за столом весь вечер кипели страсти. Все сообща и каждый в отдельности решали, как поступить. Взвешивались все «за» и «против» каждого решения. И хотя никто к окончательному выводу не пришел, все же предпосылки решений, озвученных днем 9 октября, обозначились именно во время этой дискуссии.
– Привет, Дмитрий! Ты как? Говорить можешь?
– И тебе! Говори, я относительно свободен.
– В общем, так, начну с себя и своей половины. Я согласен. Жена… ну, не сразу, но тоже согласилась. Богомоловы нас поддержали. Ну, а дальше не все однозначно. То есть Андрей согласен. Он остался тут. Инна не может оставить детей и дом без присмотра, а Сараев не хочет менять свободу на деньги, сравнимые с теми, что он получает сейчас. Вот где-то так!
– Ну, я примерно так и предполагал. Не совсем уж точно, но половину отказавшихся я угадал.
– Какой порядок наших действий дальше? Чувствую, предстоит нам суета и беспрерывная беготня по учреждениям и кабинетам.
– Могу тебя успокоить! И в твоем лице всех остальных. Допуск у вас уже по факту есть. Вопрос с медкомиссией решается вообще просто, приезжаете завтра к 9 часам, я все вам устрою. Думаю, за день-два все пройдете. Подробности не по телефону.
– Понятно! Что там насчет Веры?
– Получено разрешение пока ей выдать документы. До момента… сам понимаешь, какого, тогда она уже там получит. А сейчас, чтобы детей в сад определила и вообще для нормальной жизни тут, ей выдадут. Фото привезите, я все сделаю.
– Тогда чуть задержимся. Фотоателье вряд ли раньше девяти открывается. Она сама ведь тоже нужна?
– Хорошо! Фотография завтра, а ее привезешь послезавтра для получения. Есть еще что?
– Да нет! Тебе привезти чего-нибудь домашнего?
– Нет! Тут местные, узнав, что их будут переселять, распродают все свои запасы. И после московских цен – все очень дешевое и качественное. Так что питаемся отлично, еда из полевой столовой идет просто как добавка. Одно вот плохо в нашем возрасте – это сон в кунге. Отвык я от спартанской обстановки. Хочется кроватку пошире, подушку помягче, одеяло потеплей…
– И чтобы под ладошкой грелось нечто мягкое, шелковистое…
– И это тоже!
– Если это приказ будущего начальника, приму к исполнению!
– Ну тебя к черту!
– Ну так что?
– Не надо. Пока не надо. Вот построят… хотя хрен кого сюда пустят. А отсюда выпустят!
– Вот и решили вопрос. Заметь, это не я!
– Заметил. Ладно, давай до завтра. Опять совещаться зовут, побежал я.
– Пока.
Вечерний доклад Верховному Главнокомандующему.
– Добрый вечер, Владимир Владимирович!
– Добрый, Александр Викторович! Рассказывайте, что сделано за эти сутки.