Операция «Тень»

— Понятно. — Можайцев бросил на немца насмешливый взгляд. — Но вы не все предусмотрели, Бодо Крюгер, и сами попали в капкан. — Он немного подумал, сказал озабоченно: — Впрочем, я вовсе не заинтересован в том, чтоб Харвуд захватил вас здесь. Можете убираться отсюда вслед за мной.

Вместе с Леграном и молодым Андерсеном Можайцев покинул жилище «бедняги Жака». Шли молча, спешили. Тропинка вилась среди невысоких, поросших вереском холмов возле самого берега Бискайского залива. В предрассветных сумерках свинцово-серые волны с шумом лизали песчаные дюны. Где-то там, в этих свинцовых водах, шла сюда подводная лодка, посланная Алленом Харвудом. Через несколько секунд машина мчала их по направлению к Морсенсу.

Можайцев не сомневался: Крюгер не станет ждать появления американцев, сумеет ускользнуть от них. Сегодня этому мерзавцу все-таки повезло: в интересах дела Можайцев отказался от мысли пристрелить его; по тем же и даже более важным соображениям Можайцев не мог и предать его в руки Аллена Харвуда.

Уже рассвело, когда впереди показались домики Морсенса.

— Мы как раз успели к поезду, — сказал Легран. — Ты поедешь ко мне, а там решим, что будем делать дальше.

Можайцев с благодарностью пожал другу руку.

Проклятые Горы, горный массив Маладетта, — Можайцеву раньше не приходилось даже слышать о них. Однако судьба бывает с причудами, и совершенно неожиданно Можайцеву пришлось очутиться в самом центре Проклятых Гор. Вот уже несколько дней он имел возможность любоваться дикими и неприветливыми хребтами, покрытыми вечными снегами. Под лучами солнца снежные поля сверкали миллиардами искр, ослепительно ярких, зеленых, фиолетовых. В предвечерние часы, когда дневное светило скрывалось за вершинами Пиренеев, там, в Испании, снежное покрывало становилось синим. Лишь с самых высоких пиков еще долго во все стороны било пламя уходящего на запад солнца и будто плавило тяжелый снежный покров гор.

Обсерватория профессора Леграна приютилась на склоне Проклятых Гор, и с нее можно было не только успешно наблюдать за далекими звездными мирами, но и за значительным участком бассейна реки Гаронны, протекающей по юго-западу Франции.

Итак, одна задача, которая до сих пор представлялась не только важнейшей, но и чуть ли не единственной — выяснить точное местонахождение Шольца с установками «М-1» — была решена, но оказалось, что главные заботы и трудности еще впереди. Теперь на первый план встала новая проблема: как лучше всего к нему можно подобраться, с какой стороны, каким путем? Ничего внятного не смог сказать об этом и Бодо Крюгер, следовательно, приходилось додумываться самим. Было известно, что предстоит преодолеть бдительность охраны, — а ее там несколько рот боевого состава. Местность горная, труднопроходимая, незнакомая и к тому же объявленная запретной зоной. В этих условиях вряд ли возможно незаметно подобраться к району стартовых площадок, к заводам, производящим химическое топливо для двигателей, к мастерским, в которых собираются установки «М-1». Проникнуть в вольфшанце почти невозможно. Шервуд выдвигал вариант воздушной операции, однако, судя по изъятым у него документам, и он таил в себе такого рода препятствия, преодолеть которые Можайцеву и его друзьям, во всяком случае, было не по плечу: вся зона прикрывалась сетью радаров и батарей противовоздушной обороны; зенитные пушки, пулеметы, ракеты установлены чуть ли не на каждой скале, у каждого горного прохода. По-видимому, Карл Функ отлично понимал, что ему следует опасаться нападения только с воздуха, и, соответственно, принял надлежащие меры предосторожности. В течение нескольких дней Можайцев, Франсуа Легран и их юный товарищ — Рангвальд Андерсен, так кстати оказавшийся во Франции, изучали материалы, доставшиеся им в наследство от Шервуда, и с каждым днем приходили ко все более безотрадным выводам.

— Я не знаю, как мы можем проникнуть туда и уничтожить это «логово», — первым высказал свои опасения Рангвальд.

Легран молчал. Ему тоже эта задача представлялась почти невыполнимой, но он не спешил с окончательным решением, тем более что отлично знал: Можайцев не отступит.

Рангвальд продолжал мечтательно: