Операция «Тень»

По дороге до квартиры он рассказал Соколову о том, что в последнее время с Оксаной явно «что-то творится», она стала рассеянной, нервной, порой глубоко печальной. Ландышев так и этак пытался выяснить у нее, что именно произошло, но безуспешно. Погруженная в мрачное настроение, она упорно молчала и предпочитала оставаться наедине с собой, – казалось, она изо всех сил старалась найти ответ на какой-то очень важный для нее вопрос. Причины такого состояния любимой женщины Ландышев старательно искал в своем отношении к ней: может, он незаметно для себя чем-то обидел ее и она теперь переживает? Однако припомнить ничего не смог. Нет, все между ними было хорошо, легко и ясно, кроме какого-то часа, в который произошло нечто ошеломившее его жену. Но ни часа этого, ни происшествия инженер Ландышев не заметил. И все же что-то с ней случилось. Он решил посоветоваться с Соколовым. Это представлялось ему тем более необходимым, что сегодня с утра Оксана почувствовала себя совсем плохо и не смогла подняться с постели. Врачи пришли к единодушному выводу: в результате сильнейшей душевной депрессии сдает сердце. Врачи не отходили от постели больной, пытались как-то облегчить ее состояние, но принятые ими меры результатов не дают.

Ландышев, страшно изменившийся, без кровинки в лице, стоял перед Соколовым.

– Что же это? Кто заставляет ее так страдать, кто убивает ее, за что? – повторял он.

В самом деле – кто? Соколов долго разговаривал с Ландышевым – пытался найти в прежней жизни его жены что-нибудь такое, чего он, Соколов, не знал и что могло бы пролить свет на ее нынешнее тяжелое состояние. Оксана – женщина замкнутая и никому не рассказывала о годах проклятой жизни там, за океаном. Отбросив опасения обидеть, задеть самолюбие Ландышева, Соколову пришлось коснуться прошлого Оксаны.

Ребенок – вот, оказывается, о ком беспрестанно она думала! У нее был сынишка, он остался там, в Штатах, с первым мужем. Мысль о сыне угнетала ее, а какое-то ложное чувство стыда и смущения не позволяло говорить об этом. Да и о чем, собственно, говорить, ведь маленький Сережа остался с отцом, с Можайцевым…

Сейчас, в беседе с Соколовым, страшные мысли впервые промелькнули в голове Ландышева. Он с ужасом подумал о том, что до сих пор отмахивался от них, ему же всегда некогда… и ему стало нестерпимо стыдно.

Соколов понимал состояние Ландышева: разве трудно было осознать, что Можайцеву в его положении вряд ли есть возможность заботиться о ребенке? Оксана не знала, как сложилась жизнь ее бывшего мужа, но Ландышев-то знал это…

Только сейчас он, как и Ландышев, понял: у Можайцева ребенка Оксаны не было! Где же он, что с ним?

Соколов насторожился… Ребенок! Он вспомнил запись беседы Грина с Сатановской – ведь там речь шла явно о каком-то ребенке… «Посылка с Запада», последнее приказание Грина о проведении операции в Пореченске – той самой операции! – и какая-то Орса между тем ребенком и Ландышевым, – ведь вся затея иностранной разведки направлена против Ландышева, это-то для Соколова давно не секрет. Та-ак… Вот сейчас совершенно особое значение приобрело и сообщение шофера о встрече Оксаны с незнакомой женщиной на окраине столицы, ее внезапное нездоровье. Сейчас он с тревогой подумал о том, что, возможно, ее тогда заманили и шантажировали. Не трудно было представить, чего от нее требовали и чем ей угрожали – ее ребенок, в нем все дело! Теперь, кажется, Соколов понял все.

– Я пойду к ней, – сказал он Ландышеву. – Я должен сейчас же говорить с ней, только так мы спасем ее, – и, провожаемый недоуменным взглядом инженера, пошел к двери. – Лишь вера в нас может спасти ее.