Операция "Трест". Советская разведка против русской эимиграции. 1921-1937 гг.

Все так и получилось. Счастье изменило эсерам. Один из боевиков был сразу арестован, несколько человек, почувствовав, что за ними следят, предпочли уехать из России. Савинкову стало ясно: нужно придумать что-то новое, его методы уже известны полиции. Поэтому он распускает своих боевиков и решает создать новую террористическую организацию. Но едва они почувствовали себя готовыми к свершениям, как разразился громкий скандал: эсер Кирюхин был разоблачен как провокатор. В довершение всех бед застрелился боевик Бердо, доведенный до отчаяния подозрениями, что он работает на полицию. Одним из тех, кто его подозревал, был сам Савинков. И делал он это в свойственной себе манере. То есть не зная границ дозволенного.

В результате ЦК эсеров принял решение окончательно закрыть Боевую организацию. Чернову и Гоцу стало жалко впустую потраченных семидесяти тысяч золотых рублей. Тем более что боевики особо и не стремились в Россию, предпочитая спокойную и размеренную жизнь во Франции и в Англии. Огорченный таким поворотом, Савинков полностью порываете социалистами-революционерами. В своих воспоминаниях он патетически напишет: «Было желание, я был в терроре. Я не хочу террора теперь. Зачем? Для сцены? Для марионеток? Я вспоминаю: «Кто не любит, тот не познал Бога, потому что Бог есть любовь». Я не люблю и не знаю Бога. Ваня знал. Знал ли он ? И еще: «Блаженны не видевшие и уверовавшие». Во что верить ? Кому молиться ?Я не хочу молитвы рабов. Пусть Христос зажег словом свет. Мне не нужно тихого света. Пусть любовь спасет мир. Мне не нужно любви. Я один. Я уйду из скучного балагана. И — отверзнется на небе храм — я скажу и тогда: все суета и ложь».

Глава 2. «То, чего не было...»

Борис Савинков начал писать и публиковать под псевдонимом Виктор Ропшин свои декадентские стихи и поэмы, еще будучи студентом. Псевдоним придумала Гиппиус, имея в виду местность Ропшу, рядом с царским дворцом. То самое, где задушили Петра Третьего. Более символичного имени начинающему литератору представить было бы сложно. Стихи были весьма средние, хотя критики отмечали, что автор явно не рядовая посредственность. Особенно им импонировали строки:

Я шел, шатался,
Огненный шар раскалялся...
Мостовая.
Пылала,
Белая пыль
Ослепляла,
Черная тень
Колебалась.
В этот июльский день
Моя сила
Сломалась.
Я шел, шатался,
Огненный шар раскалялся...
И уже тяжкая подымалась
Радость.
Радость от века —
Радость, что я убил человека.

Расставшись с эсерами, он взялся за перо всерьез. Одна за другой выходят книги «Воспоминания террориста» и «Конь бледный». Библейское название последней абсолютно точно передает суть: Савинков открыто пишет о греховности террора, хотя еще несколько лет назад был горячим сторонником необходимости «пускания крови за народ». Теперь же совсем другие мысли властвуют над несостоявшимся цареубийцей: «До сих пор я имел оправдание: я убиваю во имя террора, для революции. Те, что топили японцев, знали, как я: смерть нужна для России. Но вот я убил