Операция «Турнир». Записки чернорабочего разведки

К концу года «ВВ» и я вели оперативные дела резидентур по химическому направлению в США, Канаде и Мексике, Англии и Франции, Японии и Израиле, по Бразилии, Бельгии и некоторым другим странам.

В Канаде представитель НТР был в единственном числе. Он тщетно бился над получением сведений о характере работ исследовательских центров Министерства национальной обороны Канады. Особенно нас интересовали направление и объем работ по контрактам со странами НАТО, в первую очередь с США и Англией.

Из Мексики поступала обширная информация из нефтяной области, из Англии — по специальным материалам: пластмассам, смазкам, покрытиям и каучукам для нужд авиационной техники.

Информация из Франции и Израиля поступала, главным образом, по твердым ракетным топливам. Парижская резидентура сообщала об исследованиях во французских центрах в этой области. Но это было «кое-что», а вот основные материалы, идущие из Франции, принадлежали американским фирмам. Причем не только по контрактам с министерством обороны США — мы чувствовали, что французы ведут научную и техническую разведку против своего партнера по НАТО. Французы добывали эти материалы для себя, а наш источник из аэрокосмического исследовательского центра Франции передавал их копии советской разведке. То же самое происходило с разведывательными возможностями нашего источника в Израиле.

История «атомного шпионажа» еще не стала достоянием гласности в моей стране. Мы стыдливо отрицали участие советской разведки к похищению секретов создания американцами атомной бомбы. И это в то время, когда в судебном порядке такое участие было доказано и воробьи на крышах всего мира уже чирикали о роли нашей разведки в создании отечественной атомной бомбы. В начале шестидесятых годов мы уже имели собственную бомбу оригинальной конструкции и водородную не менее оригинального решения. Но над «атомным шпионажем» витала тень загубленных жизней супругов Розенберг, которые не признали себя виновными в хищении атомных секретов и отрицали связь с советской разведкой. Это стоило им жизни. Они мученически приняли смерть на электрическом стуле.

Постепенно я узнавал от своих коллег о роли нашей разведки в проникновении в «Манхэттенский проект» и участии в этой беспрецедентной акции нашего начальника Квасникова, его помощника Барковского и затем пришедшего в отдел Анатолия Антоновича Яцкова.

Квасников любил беседовать с теми, кто непосредственно вел оперативные дела разведчиков за рубежом. Поэтому вызов к нему меня не насторожил. В назначенное время я был у кабинета 802, откуда направлялась и материализовывалась работа НТР.

Кабинет был в меру просторен и удобен для работы: широкие окна, большой дубовый стол еще дореволюционной выделки с набором канцелярских инструментов на нем. Вдоль стены — просторный книжный шкаф, в основном со справочной литературой. На стенах таблицы и графики со значками, понятными только посвященным. Хозяин кабинета — худощавый, симпатичный человек с проницательным взором и доброжелательной улыбкой.

— Садитесь, — указал Квасников на стул. — Как обживаетесь на новом месте?

Это был мой первый вызов к руководителю, и я, весь подтянувшись, коротко изложил свои впечатления. Глаза Квасникова светились живым интересом к собеседнику. Зная его нетерпеливую конкретность в беседах, я приготовился отвечать на вопросы коротко и четко.

— А знаешь ли ты, Анатолий, — Квасников перешел на «ты», чем очень меня удивил, — мы с тобой коллеги: на гражданке и твоим и моим делом были боеприпасы, а точнее — взрывчатые вещества и пороха.

Невысокая крепкая фигура прохаживающегося по кабинету временами вспыхивала облачком искристых седых волос, когда голова оказывалась против солнечного света, обильно льющегося в окна восьмого этажа.

Я был весь внимание. Но ни волнения, ни тревоги от общения с руководителем я не испытывал — атмосфера в кабинете была более чем доверительной. И создал ее за считанные минуты человек номер один в НТР.

— Химическому направлению НТР вменяется обслуживать все, что летает, плавает и бегает по земле. Речь идет не только о наполнении ядерным и взрывчатым веществом ракет и снарядов, но и о высококачественных материалах, без которых военная техника не полетит и не поплывет. Сейчас это специальные пластмассы и каучуки, смазки и покрытия, работающие в условиях высоких и низких температур и агрессивных средах. И еще — химическое оружие, технология производства твердых ракетных топлив.

Квасников внушал мне, казалось бы, общеизвестные истины, но это говорил идеолог НТР, и потому его слова западали мне в душу на многие годы.

Таким я Квасникова больше не видел. Прошло еще несколько мгновений, и под тяжестью забот Квасников угас, его раскованность исчезла, уступив место голому рационализму. Передо мной вновь был мой руководитель — «застегнутый на все пуговицы».

— А пока, до отъезда в Израиль, удели внимание «крыше» — готовь легенду твоей работы за рубежом.

Так я впервые услышал, что мне предстоит поездка в Израиль.