Операция «У Лукоморья…»

– Папа! – Центральная ударилась в пьяную панику.– Спасай! – Зубастая морда шмякнулась о крыльцо, чуть не пришлепнув капитана. Чудом вывернувшийся из-под удара Илья мысленно погладил себя по голове. «Вовремя завязал. Рефлексы уже в норме. Однако с дракончиком надо что-то делать…» Капитан взглянул на Горыныча, доверчиво тыркавшегося носом в его живот, почесал затылок, махнул рукой, запрыгнул на шею Центральной и, примостившись поудобнее, руками и ногами попытался растащить глаза на положенное им место, но они упорно возвращались назад.

– Без кардинальных мер не обойтись,– вздохнул Илья.– Ну-ка, болезный, прикрой глазки. Не стоит тебе на это смотреть.

Доверие к «доктору» было так велико, что глазки прикрыли даже Правая и Левая. Илья перехватил автомат за ствол и со всего размаху хрястнул прикладом по выпуклому черепу Центральной. Шея ее выгнулась дугой, глаза, готовые выскочить из орбит, разъехались в разные стороны, потом съехались обратно, покачались и наконец встали как надо.

– Чур, другая моя! – Петух таки выполз на крыльцо.– Слышь, Горыныч, подставляй мурло. Попробуй удара молодецкого! – Никита Авдеевич попытался встать, но дальше партера дело не пошло.

– Да полно тебе воевать, Авдеич! Здесь все свои, врагов нет. Так что кончай буянить. А то похмелиться не дам.

– Что? – возмутился петух.– Это ты мне?

– Тебе-тебе. А будешь выступать, воеводства лишу,– решил подначить петуха Илья.– Вот только царем стану – и в рядовые.

– Меня? Дядьку Василисы? – Никита Авдеевич аж протрезвел от возмущения. Сердито толкнув крыльями пол, он принял вертикальное положение и вперил гневный взор в капитана.

– А почему бы и нет? Царская немилость – штука серьезная.

– Это да,– тяжело вздохнув, согласился петух, вспомнив, видать, что-то свое.

– Папа, давай я его съем! Он у Василисы самый вредный.– Центральная, облизнувшись, прицеливалась, как половчее схватить петуха, не задев при этом «папу».

– А почему ты? – возмутилась Левая.– Я, может, тоже хочу петушатинкой поужинать. Я, может, после того стада тифозного крошки во рту не имела.

– А меня забыли? – разозлилась Правая.– В конце концов, у нас демократия или нет? На троих делим. Чур, мне ножки… и гузку.

– Ох и ни хрена себе! А мне, значит, глотка костистая да крылья худосочные? – воинственно вскинулась Левая.

– Распределили,– ядовито прошипела Центральная,– все вкусненькое вам, а потроха вонючие мне.

– Это у меня вонючие? – вновь разозлился Никита Авдеевич.

– А это мы сейчас проверим,– посулила Центральная, широко разевая пасть. Судя по всему, делиться она ни с кем не собиралась и на этот раз.

– Остынь, Горыныч!

Пасть захлопнулась.

– И ты охолонь, Никита Авдеевич. Скажи лучше, ты мне друг или как?

Петух задумался. С одной стороны – обиды, нанесенные ему беспутным Иваном. Сразу зачесался клюв, по которому он ни за что ни про что схлопотал кувшином. А бесцеремонность, с которой Иван транспортировал его подальше от Горыныча? С другой – вроде защитник. Не дотянет до конца срока в посаде – век кукарекать Никите Авдеевичу да и…

Петух покосился на поредевший ряд ведер с супермедовухой. Они и перевесили чашу весов.

– Друг,– мрачно заявил воевода.

– Ну а ты, Горыныч, что скажешь? Друг я тебе или нет?

– Да ты че, папа? – загомонили головы.– Какой базар? Мы за тебя кому хошь пасть порвем! Без проблем, в натуре…

– Значит, друг?

– Друг! – рявкнули головы.

– А друг моего друга – мой друг,– изрек Илья древнюю мудрость.

Воевода с Горынычем с минуту пережевывали эту свежую мысль.

– Какой ты умный! – наконец выдохнула Центральная.

– Г-г-госсударственная голова… ик! – Никита Авдеевич растроганно обмяк, и хмель мгновенно захватил господствующие позиции в петушином теле.

– А я тебе друг или прораб? – Чебурашка, вынырнувший неизвестно откуда, теребил рукав капитана, тихонько позвякивая ключами.

– Ты даже больше.– Илья подхватил Чебурашку на руки.– Ты мой Друг Прораб, Левая Рука Папы Посада Василисы Премудрой, или Прекрасной… ну, это кому как понравится.

– А новую шапку дашь?

– Какой базар, пушистик? – Капитан потянулся к рюкзаку и, поколдовав над «Рамодановскими вестями», торжественно водрузил новую треуголку на Чебурашку.

– Братину хмельную сюда! – загорланил восторженно петух.– Скрепим наш союз, по обычаю русскому, чарой застольной!

– Правильное решение! – загомонили головы. Чебурашка радостно прыгал по крыльцу. Центральная, не дожидаясь команды, вытянула длинную шею и извлекла из горницы очередное ведро. Илья смущенно крякнул. События начали выходить из-под контроля. Пить ему уже не хотелось. Чувство самосохранения подсказывало бравому капитану, что выпутаться из этой дурацкой истории, куда его занесло с бодуна, можно только на трезвую голову. Окинув взглядом хмельную компанию, он мысленно оценил габариты Горыныча и решительно тряхнул головой:

– Быть посему! – Собственноручно наполнил черпачок до краев и с поклоном преподнес Никите Авдеевичу: – Вам, воевода, по старшинству, как дядьке Василисы, первый глоток.