Операция "Вечность" (сборник)

Тем менее понятным становилось непрекращающееся изумление при виде собственной кожи с ее, я бы сказал, первозданной свежестью. Никогда не думал, что ощущение идеальной чистоты может волновать не меньше, чем, например, ожог второй степени.

Я опустил ногу, подумал немного, потом неожиданно, будто наконец отыскал решение мучавшей меня целый месяц проблемы, вскочил. Можно быть ребенком или другим человекоподобным существом, вылезшим из банки, но нельзя быть ребенком, лишенным достоинства. Для этого, как бы там ни было, я чувствовал себя достаточно взрослым.

В коридоре послышался шорох. Кто-то подошел тихо, на цыпочках, и остановился за дверью. Может, думал, что я стану разговаривать во сне?

Я улыбнулся. Как был, босой, подскочил к двери и резко раздвинул створки. Бледное лицо в ореоле иссиня черных волос. Кира. Испуганно стрельнув в меня глазами, она тут же попятилась.

Я наклонился, схватил ее за локоть и втянул в кабину.

— Не церемонься! — воскликнул я. — Чувствуй себя как дома… мамашечка!

Она стояла, обхватив пальцами левой руки запястье правой. Постепенно на ее щеках проступал румянец.

Я уселся в кресло, указав ей место рядом.

— Садись. Правда, я не готов исполнять обязанности хозяина дома, — я обвел жестом кабину, где кроме кресла был лишь узкий столик и плоский шкафчик в стене, — но пусть тебя это не смущает. Я не сделаю тебе ничего плохого. Не могу. Я слишком юн. Слишком юн… — посетовал я.

Она несколько секунд смотрела на меня, словно не понимая, о чем я, потом неожиданно тряхнула головой и крикнула:

— Идиот!

Я поддакнул с серьезным видом.

— Эге, — сказал я писклявым голосом. — Вот, понимаешь, таким я вылез из ящика. Но виноват не я. Из-за тебя я прихватил не ту пробирку. Так что уж прости великодушно…

— Если б я знала… — она замолчала.

— Не пикнула бы им ни слова, — подхватил я, рассмеявшись. — Сама бы мне помогла. Долила бы в мой генофор сиропа, чтобы был послаще. И уж во всяком случае не подкрадывалась бы на цыпочках к двери, чтобы послушать, не хнычу ли я во сне. Или не зову маму. Верно?

Она повернулась и направилась к выходу. Не очень решительно. Я не пошевелился, чтобы удержать ее. Она потянулась к ручке, постояла так с секунду, потом опустила руку, медленно повернулась и смущенно взглянула на меня.

— Ты сказал… что Норин… то есть… — она замялась, — что я… ну, сам знаешь. Действительно, я сказала им, что ты был на складе, и теперь ты убежден, что… ну, в общем, думаешь, что меня науськали…

— Садись, — приказал я, немного подвинувшись в кресле. Она подошла с таким видом, словно ее кто-то подталкивал, и присела на краешек сиденья, следя за тем, чтобы не прикоснуться к моим коленям.

— Я уж сам не знаю, что думаю, а чего нет, — сказал я, пожав плечами. — Ничего не знаю. Может, так всегда бывает после… этого. А может, у них что-то не сработало? Не в том дело, — мне стало не по себе. — Знаешь, давай поговорим о чем-нибудь другом.

Это прозвучало немного серьезнее, чем следовало. Она нетерпеливо дернулась и взглянула на меня. Еще немного, и она растает, решив, что ничего иного не осталось.

— И долго вы намерены здесь торчать? — спросил я, меняя тему. — Наверно, ждете Норина?

В ее взгляде появилось что-то вроде облегчения. Она поправила волосы и устроилась поудобнее.

— Я улетаю послезавтра. Мы все улетаем. Группы с Трансплутона прибывают через несколько дней. Грениан сказал, теперь нам остается только ждать, что получится. Но, вероятнее всего, ничего…

Я кивнул.

— Конечно, ничего. Пантомат излучал наугад. Один из нас услышал и устроил шум. Некогда войны возникали по более глупым поводам, — философски заметил я. — Однако, если… — я понизил голос.

Она оживилась. Взглянула на меня с явным интересом.

Я улыбнулся.

— Спокойно, девочка, — я наклонился и положил руку на кончики ее окаменевших пальцев. — Пока что мы во Вселенной одни. Независимо от того, есть ли у нас надежда. И как мы это понимаем, — многозначительно добавил я. — Мы стараемся выглядеть как можно приличней, — продолжал я, глядя ей прямо в глаза, — на всякий случай. Но мы по-прежнему все еще одиноки.

Она кинула мимолетный взгляд на свою руку.

— Жаль… — прошептала она.

Я наклонился ниже, обнял ее и привлек к себе. Хотел поцеловать в губы, но она увернулась, и я чмокнул оголенное плечо. Кожа была прохладной и сухой. Обычная, нормальная кожа. Не какая-нибудь только что извлеченная из пеленок…

Ее движения были быстрыми, но плавными. Потом она встала, одернула блузку и направилась к выходу. Я смотрел, как она открыла дверь и, не глядя на меня, вышла в коридор.

Когда звуки ее шагов удалились, я тоже встал. Поднял руки и уперся ладонями в потолок. Нажал сильнее. Еще. Я напирал изо всех сил, словно собирался выдавить из обшивки станции бетонную плиту двухметровой толщины. Так бывает, когда человек после очень долгой и мучительной дороги по горным осыпям сбросит плотно набитый рюкзак. Я рассмеялся во весь голос. Захотелось петь.