Операция «Вирус»

Снарк повторил.

– Хофошо…

– Что это означает – три шестёрки? – спросил Снарк.

Лоффенфельд покачал головой.

– Не скажешь?

Лоффенфельд снова покачал головой.

– Потерпи, сейчас полегчает, – произнёс шифровальщик, делая ему укол в предплечье.

Он отступил назад и посмотрел на наручные часы…

– Ну как, раскололась эта свинья? – спросил вернувшийся Упырь.

– Да, записывай, – сказал Снарк. – Три, семь, ноль, ноль, семь…

– Что за дерьмо?

– Шифр, – ответил Снарк. – Записывай! Семь, ноль, ноль, ноль, четыре, ноль, ноль, ноль. Записал?

– Ну… А имя, звание?

– Сейчас спрошу.

Снарк взял Лоффенфельда за распухший подбородок.

– Можешь говорить? – спросил он, вновь переходя на немецкий.

– Та. Пефетай на Землю…

– Что означают эти три шестёрки?

– Фынуштен снять нафлютение.

– Наблюдение за кем?

– За потнатзофным Абалкиным Льфом Фячеслафофичем… Кот ноль семь.

– Почему Абалкин поднадзорный?

– Не фнаю… Тфи шефтёфки… повтофи… вафно…

– Чем Абалкин отличается от прочих людей?! – взревел шифровальшик. – Отвечай на вопрос!

Лоффенфельд глубоко вздохнул, чёрная щель изуродованного рта вытолкнула пять слов.

– Ему запфещено жить на Земле…

– Что ты сказал?!

Лоффенфельд не ответил. Он вдруг с невероятной силой напрягся, и провод, которым были скручены его руки, распался на куски. Изогнувшись в пояснице, Лоффенфельд потянулся распухшими пальцами с сорванными ногтями к цепи, что была захлестнута вокруг его щиколоток, но тут же бессильно обвис.

– Готов! – с досадой проговорил Упырь. – Ну, что он сказал?..

Через несколько мгновений прогрессор Лев Вячеславович Абалкин покинул камеру пыток с телом мёртвого выездного врача базы Курта Лоффенфельда на плече. Младший дознаватель Управления контрразведки группы флотов «Ц» Сурлан остался на скользком от кровавой грязи полу.

4 сентября 78 года Завершение операции

В 13:17 Экселенц вызвал меня к себе. Глаз он на меня не поднял, так что я видел только его лысый череп, покрытый бледными старческими веснушками – это означало высокую степень озабоченности и неудовольствия. И на этот раз – моими делами.

– Филькина грамота, а не отчёт, – сказал он, постукивая пальцами по моему злосчастному опусу.

Я счёл нужным пояснить:

– Мало достоверной информации, шеф.

– Сам знаю, – буркнул Экселенц и надолго уставился в окно.

За окном шёл дождь. «И рота Гвардейцев» – вспомнилась вдруг дурацкая шутка. Мне почудилось, что сидим мы не в аскетически скромном комконовском кабинете, в умытом ещё почти летним дождиком Свердловске, а в деловито-помпезных аппартаментах Странника в Столице, и где-то там, за окном, действительно шагает рота Боевой Гвардии. Грязный, отдающий кислотой дождь сыплется на железные шлемы, на суконные понурые плечи гвардейцев, и тускло-красные городские огни мёртво отблескивают на мокрых штыках. Саракш не отпускал меня.

– Впрочем, даже из этого школьного сочинения видно, что Гурон-Абалкин блестяще организовал и провёл операцию «Тристан». Умолчал о смене кода. Получил от своего агента подтверждение, что Тристан найден и отправлен в контрразведку штаба группы флотов «Ц». Нейтрализовал штатного переводчика. Вколол Тристану «сыворотку правды» вместо обезболивающего. Выяснил всё, что его интересовало. И избавился от свидетелей. Включая самого Тристана.

– Да, – проговорил я, – но прямых доказательств у нас нет. На видеозаписи, сделанной в камере для допросов, нельзя разобрать, какой именно шприц использовал шифровальщик Снарк. Да и о смене кода он мог не знать. Или узнать слишком поздно.

– Я и говорю, операция проведена блестяще, – вздохнул Экселенц. – Гурон обеспечил себе почти стопроцентное алиби. И если бы не его последующие эскапады, мы бы ничего так и не узнали.

– Абалкин не прошёл рекондиционирования, шеф, – напомнил я. – Маска имперского офицера боролась в нём с личностью землянина.

– И с программой, – добавил Экселенц. – Не забывай, Мак.

– Я по-прежнему считаю, Экселенц, что программы не было.

– Было – не было, – проворчал он, – всё это уже не имеет значения.

– Почему? – насторожился я.

– Потому что – вот. – Экселенц полез в боковой ящик стола, где каждый нормальный сотрудник держит справочную кристаллотеку, и выложил передо мной футляр с детонаторами. – Открой.

Я осторожно обеими руками снял крышку. Круглые серые блямбы детонаторов рядком лежали в своих гнёздах. Их было ровно… десять. Не хватало ещё одного. И я сразу понял, какого – с расплывшейся стилизованной буквой «Ж», или, если угодно, японским иероглифом «сандзю» – маленьким оригиналом увеличенной копии на обороте листа № 1 в деле № 7. И на памятной стеле в Солнечном Круге.

– Абалкин!

– Покончил с собой, – откликнулся Экселенц.

– Когда? – вытолкнул я из себя. Это был удар. Даже руки затряслись. Что неудивительно, вся эта история изрядно меня вымотала.

– Пять часов назад, – ответил Экселенц с раздражением. – Отнял у Водолея «герцог» и застрелился. Понятно?