— Правильно, кися, — согласилась Люся, — давай я ванну наберу. С морской солью. Сегодня купила.
Горячая вода с ароматом моря, быстра заживила неприятные царапины от размышлений о Моне, Шефе и несправедливом отношении к Квакину. На следующее утро эта проблема не казалась мне такой уж животрепещущей и требующей моего личного вмешательства. И я благополучно о ней забыл до самого вечера, пока мне не позвонила Санина жена Ритка.
Мы не хотим заглядывать в будущее, даже если оно присылает нам на кухню знаки в лице старых друзей, висит перед глазами дымными табачными вензелями, складывается в магические слова из газетной белиберды — слишком страшно, может нарушить покой и выделение желудочных соков. Лучше пройти мимо, отмахнувшись от назойливого шепота в ухо — «ТЫ — следующий!»
3
Два года назад (лето)
… Воздух толчками и пульс на три счета…
А я, брат, боюсь, а ты, брат, не бойся…
— Как Прага? — поинтересовался я. Он всегда был то в Праге, то в Будапеште, то еще в каком-нибудь месте, куда необходимо ездить людям со стабильными доходами и достаточным количеством свободного времени, для того, чтобы своими рассказами о прагахбудапештаххургадах вызывать в слушателях ощущение бесконечности и разнообразии мира.
— Прага — хорошо! Прага — это гуд! Все подробности — потом. Собирайся, едем прыгать с парашютом.
— С каким парашютом? Уже поздно, — у меня ухнуло сердце. О прыжках мы мечтали года два, геройствовали друг перед другом, рассказывали друзьям, как мы к этому готовы, но реальных шагов по направлению к аэроклубу не предпринимали.
— Я договорился, сегодня инструктаж, завтра прыжок, — продолжал Саня, притаптывая от нетерпения в коридоре.
— У меня денег нет, — нашелся я быстро.
— Я заплачу! — это уже было серьезно. Я сразу поверил, что инструкторы ждут, самолеты заправлены топливом, снаряжение подготовлено и деваться не куда. Летчик в кожаных крагах, галифе и очках времен Первой мировой стоит, опершись на фанерный фюзеляж «Ньюпорта». Я так живо себе это представил, что мочевой пузырь переполнился впечатлениями.
— У меня голова болит, — вспомнил я об обеденной пятиминутной боли, которая прошла легко, без таблетки.
Саня выпучил на меня глаза, как лейтенант подразделения «СМЕРШ!» на дезертира. Я пошел одеваться. «Инструктаж ни чего не значит» — убеждал я себя — «послушаю наставления. Повишу на лямках, подергаю кольцо. Завтра на аэродром не поеду. Ну, вас на фиг!»
Всю дорогу до аэроклуба мы резвились, я тем более, решив, что прыгать не буду. Квакин испытывающее на меня поглядывал, но мое лицо подозрений не вызывало.
В клубе царила деловая беготня. Нас встретили радушно, но парашютисты — это клан, и мы это почувствовали, клан делал сдержанный книксен, клан принимал наличные от чужаков, клан хлопал тебя по плечу, объяснял, как разблокировать запасной, советовал не пытаться удержаться на ногах при приземлении и не скрывал, что он — клан. А мы — прохожие и бензин для «кукурузника». Мы — новый купол. Мы — поездка на соревнования. Чтобы попасть в клан, надо не перестать бояться, надо желать этот страх. Надо разучиться без него жить.
Для начала мы заплатили положенную таксу, страховку, подписали подозрительные бумажки про отказ от претензий к клубу (у Сани дрожала рука) и выслушали теоретическую часть. Вкратце она звучала так: не бойтесь, все под контролем, если что-то не так, есть запасной парашют, но это редко, практически никогда, все отработано, если парашютист погибнет — на девяносто процентов это его вина. Это — купол, это — стропы, шаг, ноги не разводить! сто двадцать один, сто двадцать два, сто двадцать три, кольцо, осмотреть купол и стропы, вытащить этот шнурок из этой петельки, не бойся звука высотомера! ветер в лицо, поворот влево, чуть вправо, колени и стопы вместе! валимся на бок, гасим купол… Аллилуйя! Получаем сертификат. Фото на память (не надо делать идиотские улыбки!).
Мне понравилась девушка-инструктор по имени Лена, ее спокойные объяснения, улыбка и стройные ноги. В нашей группе «перворазников» было еще три парня и две девушки. Итого семь человек, включая меня и Квакина.
— А часто парашют не открывается? — задала интересующий всех вопрос одна из девушек.
— Почти всегда открывается, — Лена безмятежно улыбалась.
— Ну, а процент-то, какой?
— Почти сто процентов, — ничего не может нарушить добродушие человека, совершившего двести пятьдесят прыжков.
— Но не сто? Не сто процентов?
— Почти сто. Система надежная. Армейская.
— У вас в клубе разбивались люди?