Операция «Выход»

– Слушай, мама, я сделала это не по какой-то одной определенной причине. Да, я провалилась специально. Я не хотела уезжать в университет, не хотела бросать Люка. Я не хотела менять свою жизнь… Возможно, я также хотела причинить тебе боль, потому что знала, как сильно ты желала мне успеха. Но в то же время я не совсем отдавала себе отчет в том, что делаю. Мне просто хотелось совершить что-нибудь эффектное, потому что жизнь казалась мне отвратительной. Ничего путного из этого не вышло, так что я решила двигаться дальше. Я знаю, что это было ребячеством, но в то время я была совсем ребенком. – Она смотрит на мать, печально съежившуюся на своей пурпурной кровати. – Прости меня, – говорит Джули. Но почему она извиняется? Ее саму это смущает. Джули помнит, что мать каким-то образом всегда заставляла ее чувствовать себя виноватой – в том, что Джули такой уродилась, в том, что она не такая замечательная, как дети их знакомых, в том, что любит математику больше, чем чтение, и предпочитает «пепси» морковному соку. Но Джули помнит и другие времена, когда она до беспамятства любила маму и автоматически принималась плакать, если плакала та, когда они вместе пекли пирожки и устраивали «войнушку», забрасывая друг друга мукой, а стоило кому-нибудь сказать что-то дурное о ее матери, и Джули могла прореветь весь день. Но потом Хелен бросила печь пирожки, потому что, как она объяснила Джули, когда той было лет одиннадцать, «настоящие женщины не пекут пирожки. Они изменяют мир». Однако Джули готова поспорить, что сейчас мать печет пирожки, и еще как. И она не изменила мир – ну, не очень-то сильно.

– Это все из-за того, что мы переехали туда, в то кошмарное местечко, – говорит Хелен.

– Почему? Что ты имеешь в виду?

– Если бы ты не встретила Люка… Мне он нравится, но, господи, этот парень испортил тебе жизнь.

– Прошу тебя, мама, не говори так. Не испортил он мне жизнь.

– И эти люди, этот эссекский народ… Джули думает о Шантель, Дэвиде и Лиэнне.

– Мне нравится эссекский народ, – говорит она.

С минуту обе молчат. Джули делает еще пару шагов в глубь комнаты, потом останавливается.

– О господи, – в конце концов произносит Хелен. – Это все моя вина, правда? Я была дерьмовой матерью. Я была дерьмовой матерью и испортила тебя, и я погубила жизнь Дуга – как он все время мне говорит…

– Это не твоя вина, – тихо говорит Джули. – Ничьей вины в этом нет.

– Но я ужасная мать.

– Нет, мама, это не так.

Джули подходит к кровати и присаживается на краешек. Замечает, что в комнате только один ночной столик, с лампой и несколькими книгами, небрежно сложенными стопкой. Одна из них называется «Ты – хороший человек». Напротив кровати – небольшой комод. На нем ваза со свежими цветами и несколько неоплавленных свечек. Одиноко ли здесь Хелен? Или она счастлива в одиночестве? Джули не видит ни намека на ответ.

Хелен понижает голос почти до шепота.

– У тебя все было бы в порядке, будь у тебя другая мать, – говорит она.

– Нет! Прекрати. Я гордилась тем, что ты моя мама. Я считала тебя клевой. Когда по телевизору показывали твое выступление в Гринэм, я была так счастлива, что чуть не разревелась. Я считала, что все, что ты делаешь, великолепно. Мне не нужна была мать, которая торчала бы дома, занимаясь готовкой, и знала бы, как правильно стирать белье и так далее. Я ни за что не обменяла бы тебя ни на мать Люка, ни на мать Лиэнны, ни на чью. Я тобой восхищалась. Вот только я думала, что не очень тебе нравлюсь, и хотела произвести на тебя впечатление, чтобы понравиться, но ты так и не полюбила меня по-настоящему…

Хелен опускает взгляд.

– Но это же чушь, – говорит она тихо.

– Ты ни разу не позвала меня куда-нибудь с тобой поехать.

Хелен смотрит на Джули.

– Ты ни разу не попросилась!

– Я стеснялась, мама.

– О… Но ты же могла со мной поговорить.

– Пока ты не уехала. После этого я решила, что ты просто ненавидишь меня.

– Вот видишь, я дерьмовая мать. И даже не догадывалась об этом.

Хелен сидит, вцепившись в шаль обеими руками, будто умерла бы без нее.

– Папа был рядом. Он мог сказать тебе, что происходит.

– Он всегда говорил, что у тебя все в порядке.

– Это весьма типично, – говорит Джули.

Хелен выдавливает слабую улыбку. Джули улыбается в ответ.

– Что с нами случилось, Джули? – спрашивает она. – Почему ты не позвонила мне? Хотя бы раз? Иногда по вечерам – например, в твой день рожденья, или в мой, или под Рождество – я просто садилась и смотрела на телефон, уверенная, что ты мне позвонишь. Но не судьба. – Она качает головой. – Ты мне так ни разу и не позвонила. В конце концов я стала говорить друзьям, что у меня больше нет дочери. Мне было так стыдно, что моя дочь не любит меня. Каким чудовищем надо быть, чтобы твоя собственная дочь перестала тебя любить?