«Операцию «Шторм» начать раньше

Захаров Матвей Васильевич. Однако тогда Брежнев так и не смог сказать Матвею Васильевичу, чтобы он освободил место, — Леонид Ильич вообще никого не снимал, и Захаров протянул еще четыре года. По армейским меркам, Соколова уже передержали в ожидании должности, но не был он назначен на нее и в 1971 году: подошла очередь определять куда то главкома Группы советских войск в Германии маршала Куликова. Теперь вот, после Куликова, Соколову не повезло в третий раз: Устинов выбрал Огаркова.

Работать начали дружно. Но в последнее время Дмитрий Федорович все больше и больше чувствовал, как отделяется от него начальник Генштаба.

— Генеральной штаб должен сам разрабатывать военную политику и предлагать ее для проведения правительству, — на одном из совещаний сказал Огарков, и министру обороны стало ясно, что настораживало в его бывшем любимце: тот жаждая самостоятельности. Он не желал быть просто исполнителем, более того, он не стеснялся подчеркивать, что чистая исполнительность — враг Генерального штаба. Генштаб, по Огаркову, должен сам формировать политику в военной области и добиваться проведения ее в жизнь.

Однако при таком раскладе получалось, что тогда не нужен министр обороны. ГШ при министре или министр при нем?

Наконец дверь затворилась, и Устинов отодвинул бумаги.

— Николай Васильевич, Политбюро приняло предварительное решение на временный ввод наших войск в Афганистан.

Огарков, хотя и сидел всегда прямо, выпрямился еще больше.

— Как ввод? А почему Генеральный штаб не знает ничего об этом?

Устинов снял очки: чтобы сдержаться, он всегда снимал их, давая себе паузу:

— Знаю я, министр обороны, член Политбюро.

Повертел очки, посмотрел на свет стекла, но протирать не стал, надел их вновь.

— Готовьте ориентировочно 75–80 тысяч человек.

— 75 тысяч обстановки не стабилизируют. Для Афганистана с его рельефом — это ничто. — Огарков встал. — Я против ввода войск. Это безрассудство.

— А вы что, будете учить Политбюро? — резко встал из за стола и Устинов. — Вам надлежит только выполнять приказания.

— Как солдат, я сам могу стать в строй. Но как начальник Генерального штаба…

— Вот и выполняйте приказ как начальник Генерального штаба, — перебил Устинов. — Вы свободны.

Необходимое послесловие. Во второй половине дня Николая Васильевича Огаркова, присутствовавшего на приеме в алжирском посольстве, срочно вызовут к Брежневу. Поняв, какой вопрос будет обсуждаться у Генерального секретаря, маршал заедет вначале в Генштаб, возьмет с собой некоторые документы.

— Ну и почему вы, Николай Васильевич, против того, чтобы помочь афганским товарищам? — спросил Брежнев. Сидевшие в его кабинете Андропов и Громыко посмотрят на него с любопытством, Устинов отвернется.

Начальник Генштаба пройдет к столу, молча расстелет карту Афганистана, уже испещренную знаками.

— О, да у вас уже весь ввод отработан, — то ли удивится, то ли похвалит Генсек.

— Я начальник Генштаба и обязан был это просчитать после первой же просьбы афганской стороны. Разрешите начинать?

Брежнев кивнет, и маршал Огарков станет объяснять маршалам Брежневу и Устинову, генералу армии Андропову и дипломату Громыко, почему надо искать политический выход в афганской проблеме, а не уповать на силу. Он предостерегал от возможного втягивания в военные действия, говорил о национальных традициях народов Афганистана, во все времена не терпевших на своей земле иноземцев, об исключительно тяжелом климате и местности, обращал внимание на возможные политические последствия ввода войск.

После его доклада Устинов, сам до этого никак не настаивавший на вводе войск, в пику начальнику Генштаба попытался опровергнуть доводы своего подчиненного: временный ограниченный контингент (министр обороны по гражданской привычке иногда называл войска контингентом, от него и пошло название ОКСВ. Правда, вначале еще было и слово «временный», но его опустили, чтобы не утяжелять аббревиатуру) — так вот, советские войска войдут в Афганистан не воевать. Они станут гарнизонами вдоль дорог, в городах, займут коммуникации, и уже одно их присутствие в стране заставит оппозицию понять, что их попытки повернуть ход событий в Афганистане вспять обречены на провал.

— Я хочу показать еще одну, последнюю просьбу Амина. Вот, пожалуйста. — Устинов положил на стол шифрограмму.

«X. Амин пригласил главного военного советника и заявил, что в условиях, когда мятежникам в Бадахшане оказывается активная помощь со стороны Китая и Пакистана, у них нет возможности снять войска с других районов боевых действий, он просил бы Советское правительство направить в эту провинцию на короткое время один усиленный полк для оказания помощи в нормализации обстановки.

В заключение беседы тов. Амин попросил довести его просьбу до министра обороны СССР и сказал, что он готов лично обратиться по этому вопросу и Л. И. Брежневу. Магометов».

— Все правильно, они просят нас воевать, — ухватит смысл просьбы Огарков.

— Давайте тогда сделаем так, — попытается примирить военных Брежнев. — Разговор о немедленной военной помощи вести не будем, но войска на всякий случай пусть будут готовы.