Операцию 'Шторм' начать раньше

Виктория Петровна переедет в дом на Кутузовском проспекте. Практически ослепнув и обезножив, она месяцами не имела возможности спуститься вниз, подышать свежим воздухом. Люся часто заставала ее плачущей, с радиоприемником у уха.

- Что ты плачешь, мама?

- Опять про Леню плохо говорили. И опять неправду, да еще те, кто как раз при нем становились академиками и получали награды...

Из всех, окружавших семью Брежнева при жизни Леонида Ильича, самыми верными, преданными и человечными окажутся женщины из обслуживающего персонала дачи. Они единственные, кроме родственников, кто будет приходить к вдове бывшего Генеральною секретаря, ухаживать за ней...

11 октября 1979 года. Ташкент.

- Хабиб Таджибаевич, читали? - В кабинет к Халбаеву вошел с "Правдой" в руках Саттаров. Увидев на столе у командира эту же газету, развел руками: не уберегли, но в чем мы виноваты?

- Почему нам все-таки дали отбой? - Майор, взяв "Правду", еще раз пробежав сообщение о смерти "после тяжелой, непродолжительной болезни" председателя Ревсовета Афганистана Нура Мухаммеда Тараки, задумчиво потер свой высокий из-за залысин лоб. Саттаров пожал плечами: если вы не знаете, я-то откуда? - Ну ладно, дело в прошлом. А в настоящем... В настоящем нам полный отбой. По всем статьям.

- Может, еще не все...

- Да нет, уже все. С завтрашнего дня батальон запланирован в наряды и даже, кажется, на хозработы. Как понимаешь, вернее признака быть не может. Отвоевались. Жалко...

И неизвестно, то ли майор жалел так никогда и не увиденного в жизни Тараки, то ли просто понимал, что больше такой возможности, о которой мечтают все офицеры - заниматься только боевой подготовкой, - уже не предвидится.

Глава 21

НЕ ПРИЕЗЖАЙТЕ НА ВОСТОК ОСЕНЬЮ. - "ИЩИТЕ ЛЕДОГОРОВА В АФГАНИСТАНЕ". ПИСЬМО ДЛЯ БРЕЖНЕВА. - СМЕНА КОМАНДЫ.

Октябрь 1979 года. ТуркВО.

Никогда не приезжайте на Восток осенью, когда начинает растворяться по ночам летняя жара. Когда базары - о-о, что это за дивное богатство и изобилие, восточные базары! - когда базары заполнены товаром, как гранат зернышками. Когда запахи медовости, сытности становятся воздухом. Когда голубые купола минаретов, мечетей, кафе и ресторанов сливаются с небом. Когда цветы стоят дешевле воды, а в фонтанах купаются дети. Когда блаженство все: и тень, и солнце, и стакан морса, и чашка плова прямо на улице из котла. А откуда-то вьется, тянется тонкой золотой нитью голос певицы, И цветасто все, улыбчиво, красиво...

Ох, не приезжайте на Восток этой порой, если не хотите раз и навсегда влюбиться в него.

Лена тоже ошалела от обрушившейся на нее диковинности, непохожести Ташкента на все, что она видела раньше в своей жизни. Хотя, если разобраться, что она видела - два раза Москву в детстве, да и то по больницам. Заставляла мать вечерами таскать с колхозного поля бураки, и она надорвалась. Тогда и услышала, как говорил врач матери: операции не требуется, но не сможет ваша девочка иметь детей. Застыдилась тогда: она только в шестом классе, а уже про ее детей говорят, И радость заодно - не надо ложиться на операцию.

Да только классы, школа пролетели, а болезнь осталась. И кого винить, мать, что ли? Так она ради нее-то и старалась с этими бураками: теленка специально не сдавала, держала подольше, чтобы потянул не по тощаку, чтобы на вырученные деньги купить ей наконец пальто к зиме. А то ведь в фуфайке до шестого класса и проходила, а все же девочка, хотелось и принарядиться.

Поплакать бы сейчас над тем пальтишком, да износила до подкладки. А когда выросла, хоть и не хуже других была, а чуралась ребят, жила дичком помнила о своем несчастье. Вот тут-то оно горем и обернулось, когда все осозналось.

И вдруг - весна, приезд Бори, лес, его рука в темноте... И все! Пропасть. И летит она в эту пропасть уже почти полтора года. И шепчет только имя старшего лейтенанта, и ложится спать с именем этим, и встает с ним. Сумасшествие какое-то. То томительно-сладостное, то до боли печальное. Бо-ря!

Замерла, увидев в толпе военную фуражку: а может, повезет и встретит Бориса прямо здесь, в Ташкенте? Вдруг приехал в командировку, ведь может же быть такое...

- Куда едем, девушка? - подошел, перебирая ключами, как четками, молодой парень.

- Мне лететь.

Лететь, лететь. Лететь дальше. Добраться до Бориса. Увидеть его. Пусть поругает, прогонит, усмехнется, но - увидеть. Она не может вот так сразу, как, видимо, он, забыть обо всем. Отрезать прошлое. У нее один раз в жизни была та ромашковая поляна. И может быть, больше никогда не случится. По крайней мере она не хочет. Или Борис - или никто.

- Куда едем? - подошел еще один водитель.

- Мне лететь, - повторила и ему Лена. Взяла чемоданчик. Где-то рядом с Центральным аэропортом, сказали, есть местный, а уж от него до Бориса один час лета.