— Во исполнение секретного приложения к указу ПВС СССР, за злостное уклонение от общественно-полезного труда, данной мне властью, приговариваю Коваля, Николаева и Яковлева к расстрелу на месте.
Раздался выстрел и один из тунеядцев свалился в овраг. Двое других ошалело посмотрели вслед телу, кувыркающемуся по склону, на участкового с автоматом вскинутом к плечу, и, разом упав на колени, заголосили о пощаде. Анисов двинул короткую речугу о неотвратимости наказания, затем условно, под обещание трудоустроится, амнистировал этих двоих, а остальным дал срок для устройства на работу и предупредил, что к тем, кто не выполнит это требование, будут применены самые жесткие меры, вплоть до расстрела на месте.
Устроились ли на работу тунеядцы — в обзоре не говорилось, зато участковый был примерно наказан. Оказалось, что выведенные им «на расстрел» Коваль, Николаев и Яковлев, были вовсе даже и не тунеядцами, а наоборот хорошими рабочими и активистами-дружинниками. А стрелял то он — холостым.
И тогда в голове у Михалыча родился ПЛАН.
Попросил Михалыч начальство выделить ему с утра пораньше «линейку» — это машина такая была, ГАЗ-51 с будкой, и пообещал, что тунеядцев, как асоциальную прослойку, на вверенном ему участке изведет под корень.
Рано утром Михалыч объехал своих подопечных и загрузил «линейку» под «завязку». После чего машина выехала за город на проселочную дорогу, где и остановилась.
— Петров, выходи — открыв дверь, позвал Михалыч одного из тунеядцев.
Петров молодцевато выпрыгнул из машины и лениво, сквозь зубы процедил: «Ну, чё те, ментяра, надо?»
Михалыч молча закрыл дверь будки и через минуту сидевшие в ней бездельники услышали выстрел. Машина тронулась с места, но через сотню метров остановилась и Михалыч, вновь открыв дверь, бросил: Сидоров, на выход».
Здоровяк Сидоров с некоторой опаской, но послушно и молча полез из машины. Дверь захлопнулась, раздался выстрел, и машина двинулась дальше.
Когда на очередной остановке прозвучало: «Пупкин, на выход». Пупкин лихорадочно ломанулся в дальний угол за спины других бедолаг. Из будки раздался глухой ропот, перебиваемый громким, испуганным фальцетом Пупкина: «Беспредельщик, не имеешь права, вези нас в тюрягу…»
Михалыч угрюмо, исподлобья посмотрел в будку и, ни к кому конкретно не обращаясь, произнес: «Я тебя предупреждал, мое терпенье лопнуло».
В ответ тунеядцы хором заверили своего горячо любимого и уважаемого лично каждым из них участкового, что немедленно устроятся на работу. Немного подумав, Михалыч согласно кивнул головой и произнес: «ладно, но вы не китайцы, предупреждать больше не буду. А сейчас бегом трудоустраиваться и не позже пятницы мне на стол справку с места работы».
Понятно, народ брызнул из будки в разные стороны как спринтер на Олимпийских играх. Кто-то действительно побежал устраиваться на работу, но нашелся один, который побежал в прокуратуру с заявлением об убийстве Петрова и Сидорова участковым, мол, и свидетелей была полная машина. Увы, при проверке факты не подтвердились. Свидетелей не нашлось, а Петров и Сидоров оказались живы и уже работали на заводе ЖБИ.
Бродяга
Была на участке у Михалыча одна точка, которая занозой сидела у участкового. Точка эта называлась картонно-рубероидный завод, точнее даже не он сам, а открытый навес на его территории. Под этим навесом складировалась упакованная в тюки макулатура, которая ждала своего часа для запуска в технологический процесс. Навес был большой. Метров пятьдесят в длину, пятнадцать-двадцать в ширину и тюки там были сложены высотой с двухэтажный дом.
В ожидании переработки тюки себе лежали, гнили и за счет этого давали такое тепло, что в лютые тридцатиградусные хабаровские морозы под крышей этого навеса была чуть ли не плюсовая температура.
А у самого Хабаровска, в те годы, была особенность, отличавшая его от большинства дальневосточных городов. Дело в том, что ВЕСЬ Дальний Восток был сплошной пограничной зоной, где, соответственно, были установлены особые режимы въезда и пребывания. Хабаровск и Комсомольск не сподобились этой чести и «отдувались» за всех. Со всех концов восточной окраины СССР в эти города отправлялись те, кому была заказана дорога в пограничную зону. Освобождающиеся из колоний заключенные, не имеющие места жительства, осужденные к высылке и еще немало других категорий «новой общности» — советский народ, стекались в наш город.
Как-то раз, приятели из Магаданской милиции рассказывали, как они решали проблему с нехорошими лицами. Нужно было только погасить прописку, найти, как списать казенные деньги на билет до Хабаровска и посадить это нежелательное лицо в самолет. Все, обратно бедолага попасть уже не мог. Зато в Хабаровске появлялся еще один, как их называли, бич. Ведь здесь их, естественно, никто не ждал и жилья не приготовил. Конечно, и своих бездомных было немало, вот бичей этих, и бродило по городу тысячи. Приемник-распределитель для бродяг никогда не пустовал. Одним из мест постоянного скопления бродяг был наш искомый навес.