Сотник собрал всех городских девчонок и парней, девчонок занял рукодельем и пошивом одежды, а парней гонял не жалеючи, то ли готовя их в казаки, то ли в солдаты. Нанял несколько баб кухарками и лично следил, как они готовят, снимая пробу. Батюшка, удостоверившись, что поблизости нет ни Пантелея, ни его казаков — осенял себя крестным знаменем и пророчески вещал: «Татей растит нам на погибель!» Обыватели, осведомленные о том, что Пантелей по соседски поколачивает попа во хмелю за несдержанный язык — лишь посмеивались.
— А опосля нового года и грамоте учить будем! — Обещал сотник ребятне. Дети, которых кормили несколько раз в день от пуза — только радовались.
Приезд управляющего ничего не прояснил, а только запутал ещё больше. На осторожные вопросы приказчиков, как будем жить дальше — рявкал: «По новому будем жить, все вздрогнете!» — чем ещё больше вносил сумятицы в и так неспокойные от грядущих перемен умы. Не стерлась из памяти недавняя история, когда вороватого писаря и его родственника, волостного голову — казаки совместно с деревенскими вывели на чистую воду и с тех пор они как канули в воду, будучи закованные в колодки и увезенные в Челябинск.
Дальше Николай повелел отобрать среди мастеровых молодых парней, поголовастей и отправил их в деревню, чем вызвал ропот среди остальных — ведь работы у них с отъездом почти двадцати человек прибавилось. Ропот, впрочем, быстро стих — выплатили зарплату задерживающуюся, да с премией. В канцелярию спустили приказ, довести до рабочих о установленном с сего дня восьмичасовом рабочем дне (с часовым перерывом на обед), с обязательной оплатой неизбежных сверхурочных и работы в праздники. С разбивкой заводских работ в цехах на три смены. И учреждении нескольких заводских столовых, где предполагалось кормить не только мастеровых и работных людей, но и крестьян, занятых на подсобных работах.
Когда Корепанов повелел десяток мастеровых под присмотром приказчика или кого-нибудь из канцелярии отправить в Новую Пристань, для развертывания ещё одного производства под началом новых совладельцев — желающих не нашлось. Выслужиться перед непонятными хозяевами получится ещё или нет, а вот быть закованными в кандалы, как писарь или голова — это запросто. Поэтому надзорным за мастеровыми общим коллективным решением отправили Вацлава-Василия, с напутствием: «Ты всё одно каторжный, дальше Сибири не сошлют!»
Так что историческое событие — приезд в Известковое новых владельцев и основание сахарного завода Вацлав наблюдал лично, приехав с мастеровыми загодя. Тут же толклись отправленные с завода казенные крестьяне Новой Пристани, подряженные на предстоящие работы, горело несколько костров, вокруг которых все с любопытством ожидали прибытия начальства.
«Немцы» Василия удивили сразу, таких немцев он не встречал даже в Вильно, где бывал с отцом не раз. А уж там и немцев и прочей швали — было вдосталь. Ещё и главный немец, которого отчего то звали без отчества, просто Егором — сразу же обратил внимание на Василия. Узнав что он из ссыльных поляков — развеселился до невозможности и теперь всегда приветствовал Вацлава непонятной поговоркой: «Доброе утро Вася! Бобр курва?» Но уже на второй день поняв, что зла ему начальник не желает, Василий в ответ говорил: «Здравствуй Егор! Курва бобр!» — чем доводил его до смеха.
Последующая неделя выдалась настолько суматошной и насыщенной событиями, что у Василия шла голова кругом. За несколько дней поставили и запустили сахарный завод с диковинным механизмом, которому для работы не требовалось не воды, ни ветра — только дрова подкидывай. Заведенные управляющим Егора Федусом порядки наводили на мысль, что возможно эти хозяева и были немцами, доселе Вацлаву не встречающимися. Поутру и вечером рабочие выстраивались рядами в шеренги на поверку, под руководством бригадиров с повязками на рукаве, Егор обходил построившихся с нарядчиком, который сверял явившихся с записями на доске. Споро пересчитывая списочный состав. После нарядчик раздавал направления на работы бригадирам и те вели рабочих, под дружное пение разученной песни:
'