ОПГ «Деревня» – 2

— Нет! — Передернуло императора, и отнюдь не при упоминании о радикальных методах потомков в отдельные периоды истории, весьма действенных и своевременных, а история о бездарно профуканных миллионах из казны. Для постройки дворцового комплекса, в котором прожить довелось всего сорок дней. — Лучше в Гатчине жить будем, я и Зимний дворец подумываю передать, решить не могу кому, медикам или для научных нужд. Я тебя понял, Александр Семенович, от финансов ослобоним тебя со временем. Ума не приложу, кого привлечь можно, потерпи пока!

Макаровская тайная экспедиция вскоре отличилась — на страницах газет уже неделю велась полемика о женщинах. Тварь она бессловесная, обязанная во всем подчиняться мужу или право имеет? Вопрос оказался настолько животрепещущим, что общественность тут же же забыла про военные реформы и с упоением ввязалась в новые дебаты. А журналисты Новикова не забывали накидывать на вентилятор.

Сотрудники Александра Семёновича — работали, тщательно документируя донесения подсылов. Что болтал поместный люд и мелкие сошки — их не интересовало, целью были зажиточные землевладельцы, высказывания этих аккуратно подшивались в папочку. А Макаров в приватной беседе сетовал: «Хорошо потомкам, с энтими социальными сетями и прибором-шпионом, который они мало того, что добровольно с собой носят, так ещё наперегонки стремятся каждую новую модель купить. Хоть в кредит! А мы всё по старинному: ножками, ручками и ушками, да лепшие друзья — лучшие агентурные источники».

Император, который с наследием попаданцев ознакомился больше, советовал: «А надо общества создавать, различного толка: и тайные, и полу-тайные и открытого типа! Вон как масоны друг на друга кляузы строчат, стоит слегка за загривок прихватить!» И тут же, пока не выветрилось из памяти — делал пометку в блокнот зеленый, заведенный специально для вопросов к потомкам. В отличие от «черной книги», о которой среди царедворцев уже укрепилось поверье, что не дай бог император при беседе откроет черный фолиант — быть беде, не собеседнику, так тому, чье имя упомянуто.

Ещё свежа была в памяти история с опалой Семёна Романовича Воронцова, посла в Лондоне, коему было предписано сразу после воцарения на троне явиться на родину, для дальнейших указаний. Ещё тогда глазастые сановники приметили связь между черной книгой и последующей немилостью. Воронцов предписание поначалу игнорировал, потом последовали отписки о невозможности вот так, сразу — приехать. Кончилось всё конфискацией имущества Семёна в России и лишением его статуса посла.

Приехавшей хлопотать о милости к младшему брату директору Санкт-Петербургской императорской академии наук Дашковой — Павел Петрович высказал:

— Ты, Екатерина Романовна, над словарем Академии Российской работаешь? — Дождался утвердительного кивка ничего не понимающей княгини и продолжил. — Введите в словарь новое понятие, иноагент. Если полно, то иностранный агент, коим твой братец и является. Приказано было ему явиться ко двору, а в ответ никакой почтительности. Пусть теперь в Лондоне столуется или домой с повинной едет! Узнаю, что кто из родни подкармливает втихаря, тут же санкции последуют! Вернется, будет ему последний шанс…

Пришлось Дашковой возвращаться несолоно хлебавши, отписав брату повеление императора, присовокупив, чтоб не дурил и ехал на родину. Да и не до брата было толком Екатерине Романовне, её, как и большинство окружающих — поглотило обсуждение равноправия. Женщины, надо сказать — идею эту приняли настолько близко к сердцу, что многие ярые противники из мужчин после общения с женами с прискорбием констатировали, что да, вопрос острый и животрепещущий. Иных мужей и вовсе поколотили бабы альковно, отчего их аргументы в общественной дискуссии, с фингалом под глазом — встречались дружным смехом.

Его величество, самодержец всероссийский — пожаловал дворянство Губину Михаилу Павловичу, за вклад в деле развития мануфактур и заводов. В этом же указе даровал право именоваться купцом первой гильдии некой уральской мещанке, Антоновой Галие Миндибаевне — и тут общественность как прорвало. Пользуясь иллюзией свободы слова — всяк норовил высказать свое ценное мнение по этому поводу.

Высказывались все, а в Шлиссельбург свезли всего около двадцати человек, зато как на подбор — влиятельных и богатых людей империи, с обширными землями во владении и большим количеством крепостных. Следствие вменило этим не последним в Российской Империи людям не много, ни мало — а хулу на нескольких императриц сразу.

— Не может, значит, баба быть купцом первой гильдии, так вы изъяснялись в публичной беседе? — Вежливо допытывался дознаватель у истекающих потом подследственных, под аккомпанемент скрипа гусиного пера секретаря и истошные вопли армейских интендантов, с которыми в отличие от сановников не так церемонились. — Четыре российских императрицы смотрят на вас с того света как на говно, уважаемый! А если взять ещё иноземных правительниц, то светит вам совсем другая статья, помимо поклепа на царственных особ…