Опять Киселев

О радость движения! Володе явилась парадоксальная мысль, что пребывание в больнице ничуть не изолировало его от городской жизни. Напротив — сюда, в больницу, стекаются все новости, от важнейших до мельчайших. Умей только черпать, отцеживать, что тебе нужно. Взять хотя бы сегодняшний Васькин рассказ. Сколько он дал наблюдательному человеку! А если поразмыслить над особенностями больничного быта?.. Пребывание в больничной палате один на один открывает в человеке такое, что в обычной жизни не заметно, не бросается в глаза. Взять хотя бы Володиного соседа, человека-невидимку. Что-то в нем есть загадочное… Вернее, скрытное…

Выехав на главную аллею, Володя издалека увидел Лену Мишакову, сидящую на скамейке рядом с пожилым мужчиной, явно не из числа болящих, — не в пижаме из пестренького вельвета, а в нормальном костюме.

«Сейчас познакомимся с Павлом Яковлевичем Мишаковым», — сказал себе Володя.

Лена поднялась и пошла ему навстречу.

— Меня все еще не пускают. Говорят, что Саше лучше, а сами не пускают. Ему правда лучше?

— Намного! — Володя продолжал крутить руками колеса и остановился только перед скамейкой, где сидел пожилой мужчина.

На Володю он произвел впечатление очень робкого, затюканного. Неужели Павел Яковлевич, Богатый Мишаков, носит такой плохонький костюм неопределенного стариковского цвета, такой, жгутиком, галстук?

— Здравствуйте, — несколько смущенно произнес Володя. — Вы отец Лены?

— Это мой дядя, — покраснев, объяснила Лена, потому что сам дядя уныло молчал. — Папа в командировке.

— Очень приятно! — Володя поклонился.

Все встало на свое место. Анатолию Яковлевичу, Бедному Мишакову, вполне подходил облик неудачника — унылое лицо и робкое молчание. Он и дальше, за все время разговора Володи с Леной, не проронил ни слова. Напрасно Володя пытался его расшевелить. Анатолий Яковлевич так и не преодолел свою застенчивость.

Лена по-детски всхлипывала, слушая Володин — подробнейший! — рассказ о том, как Саша очнулся, как пришла Галина Ивановна, что говорила она и что отвечал Саша. Все очень подробно, вплоть до отказа Саши встретиться сегодня со следователем. При этом известии Лена ничем себя не выдала. Лицо Анатолия Яковлевича хранило уныние.

Под конец Володя спросил, не надо ли что передать Саше.

— Вот, пожалуйста. — Лена достала из сумки фирменный пакет, в каких продают импортные тряпки. Володя разглядел сквозь прозрачный пластик металлическую мыльницу, электробритву, футляр с зубной щеткой. — И скажите Саше, что у него дома все в порядке, хозяева кланяются.

Володя не спешил брать эту типичнейшую больничную передачу.

— Саше бритва пока не требуется. Он лежит, не встает, бинты снимут, наверное, не скоро. Вы успеете сами вручить. Завтра вас обязательно к нему пустят.

— Нет, пожалуйста, — она и умоляла и настаивала, — передайте сегодня, сейчас. И непременно скажите, что я была у него дома.

Ее «непременно» насторожило Володю. Он взял передачу. Даже пообещал махнуть Лене из окна. Сигнал будет означать, что ее поручение выполнено в точности, что Саша бодрствует и получил передачу.

— Обещайте, что вы махнете мне в ответ и пойдете домой.

Лена обещала.

Володя подкатил к ступеням главного входа, отыскал укромное место, чтобы поставить свой драгоценный экипаж, и поковылял на костылях в палату. Он нарочно не спешил, пока его было видно с улицы через стеклянную дверь. «Моя нога в гипсе, я передвигаюсь очень медленно». Но, оказавшись вне видимости, он зачастил костылями. На лестничной площадке второго этажа Володя остановился, огляделся и внимательно изучил содержимое пакета. Что запрятано в бритве? Ничего. В футляре для зубной щетки? Только зубная щетка. В мыльнице? Володе показалось, что кусок белого туалетного мыла был разрезан вдоль и что-то внутри положили. Попробовал разорвать половинки — не удалось. «Хоть перекусывай зубами!» — подумал он, и во рту сделалось до отвращения мыльно. Ничего не поделаешь — придется отдать Саше все как есть.

В палату он вошел не бесшумно. Нарочно погремел костылями, громко поприветствовал медсестру, сидевшую возле Горелова с вязаньем.

Забинтованная голова пошевелилась на подушке. Володя подскакал ближе.

— Вы не спите? Там внизу — ваша знакомая, ее зовут Лена. Она здесь утром была и сейчас пришла, но ее пока не пускают… Вы меня слышите? — Человек-невидимка поднял руку в подтверждение. — Лена принесла вам бритву, мыло, зубную щетку. Она просила непременно, — Володя голосом подчеркнул это слово, — непременно передать, что была у вас дома, там все в порядке, хозяева вам кланяются… — Володя поймал себя на том, что произносит обыкновенные слова с фальшивой многозначительностью. «Хозяева кланяются» прозвучало, как сакраментальное: «Здесь продается славянский шкаф?»

Торчащий из бинтов розовый лопушок сделался алым.

— Спасибо, — сказал Горелов тихо, но вполне четко.

Володя направился к окошку и подал условный знак. Лена по-современному, как в итальянском фильме, покачала рукой: «чао» — и пошла по главной аллее. Володя поискал глазами: где же Анатолий Яковлевич? Его уже не было, наверное, ушел раньше.