Опять Киселев

— Приветствую, Николай Палыч!.. Да тише вы, дайте поговорить! — В трубке слышался шум многих голосов. — Так вот, сообщаю. Белый «Запорожец» первого выпуска… Погоди, тут меня поправляют… Первого выпуска, но в прекрасном состоянии… принадлежит зубному технику Галкину. Угнан сегодня ночью не раньше половины двенадцатого… Погоди, тут меня поправляют… Не раньше чем без двадцати минут двенадцать. Владелец выглянул в окно, убедился, что машина на месте, и лег спать, а в шесть часов утра он проснулся… Погоди, меня поправляют… Проснулся с ужасным предчувствием, подбежал к окну и увидел, что машина исчезла. Он сразу же опросил соседей по дому… Можешь записать адрес: Гоголя, пятнадцать, двухэтажный дом… Соседи якобы не слышали ночью никакого шума, хотя обычно всегда указывали Галкину на то, что его машина превышает допустимые децибелы. Галкин считает поведение соседей подозрительным: они могли видеть похитителей, но не стали препятствовать и даже ликовали, предвкушая, что Галкина утром ждет удар… Погоди, тут меня поправляют… У Галкина гипертония. По данным на семь часов утра, давление двести двадцать на сто пятьдесят… это опасно для жизни… — Посторонние возгласы зазвучали громче. Фомин понял, что информацию корректирует сам владелец «Запорожца». — У меня все, — закончил лейтенант приглушенным голосом. — Значит, угон. Будем искать.

— Желаю успеха! — Фомин решил было приписать к случаю на Фабричной сведения о белом «Запорожце», но передумал. Не надо валить все в кучу. Угон — самостоятельное дело.

Опять зазвонил телефон.

— Милиция? Говорит Матвеева, главный врач больницы.

— Галина Ивановна! — обрадовался Фомин. — Здравствуйте. А я собирался вам звонить.

— Коля? Фомин? — У Галины Ивановны была удивительная память на пациентов. Она оперировала Фомина лет пятнадцать назад, можно сказать, вытащила с того света — его привезли из лагеря с гнойным аппендицитом.

— Галина Ивановна, я! Как там потерпевший? Пришел в сознание? Может говорить?

— Не может! — отрезала она.

— Умер? — вырвалось у Фомина.

— Типун тебе на язык! — прикрикнула Галина Ивановна. — Жив, но пока еще плох. Станет лучше — позвоню.

— Примерно когда?

— Тебе что было сказано? Позвоню!

Фомина заело любопытство: «С какой же целью она позвонила сейчас?» — но спросить Галину Ивановну он не решился, знал ее характер. Только предупредил:

— Я в девять сменяюсь. Если хотите позвонить мне… — Он назвал свой служебный телефон, словно бы случай на Фабричной уже числился за ним.

Она записала и стала расспрашивать про здоровье деда.

— Передай непременно, чтобы зашел ко мне показаться, а то я в горком нажалуюсь, что Фомин не следит за здоровьем. Понял? Так и передай. А теперь запиши… Бумага есть? Карандаш?

— Все есть. Я ж на дежурстве!

— Ну, пиши. Пострадавший — Александр Горелов. Работает слесарем в механическом цехе, живет на частной квартире, Пушкинская, тридцать шесть, на втором этаже, у пенсионеров Шменьковых… Записал?

— Спасибо, Галина Ивановна! Значит, он на какое-то время приходил в сознание? Он больше ничего не сообщил?

— Он вообще ничего не сообщил! — отчеканила Галина Ивановна. — Ты, Коля, каким был, таким и остался. В одно ухо вошло, из другого вылетело. Тебе русским языком было сказано: без сознания.

— Откуда же вам… — Фомин не договорил. Он не должен был доверяться словам врача «скорой». Он обязан был сам обыскать потерпевшего. Оказывается, документы при нем все-таки имелись. Или, может, письмо, квитанция…

Галина Ивановна не торопилась с ответом. Она заспорила с кем-то находившимся у нее в кабинете.

— Тут у меня один больной, — сообщила она наконец Фомину. — Умная, скажу тебе, голова! Приходит и говорит: «Если будут интересоваться из милиции…», и кладет листок, с которого я тебе диктовала…

«Это Киселев! — подумал с тоской Фомин. — Только он, больше некому. Опять Киселев!»

— Вот, даю ему трубку — не берет, — продолжала Галина Ивановна. — Кланяется тебе. Говорит, вы друзья детства. Киселев его фамилия…

II

Володя Киселев попал в больницу со сложным переломом голени. Дело было так. Утром он заглянул в исторический зал музея и увидел, что уборщица с помощью тети Дены устанавливает под главной люстрой хлипкую стремянку, створки которой соединяются лишь одним железным крючком. Старухи со свойственной их возрасту переоценкой собственных сил намеревались протереть запылившиеся хрустальные висюльки. Разумеется, наверх полез Володя. Уборщица и тетя Дена вцепились в стремянку, чтобы не разъехалась на скользком паркете. Она и не разъехалась. Подломилась верхняя перекладина, на которой балансировал Володя. Он сверзился, в общем-то, удачно. Высота потолка в зале — пять метров, а внизу — стекло витрин.