Так говорил наш Монарх при падении Москвы. Мысль Его, выраженная в сем объявлении, величием своим совершенно уничтожила впечатление, какое Наполеон думал произвесть в России и Европе вторжением в Москву. Занятие неприятелем столицы послужило для Государя только поводом возобновить перед лицом вселенной обет: не заключать мира; оно было новым случаем торжественно подтвердить ту великую истину, что война была не за одну Россию, но за независимость всех Держав. Ни один из новейших народов не имеет в хранилищах своих столь знаменитого памятника. Неизъяснимо было чувство, с каким в армии и во всей России читали Манифест. Истины, сильно начертанные искусным пером, врезывались в сердца, усугубляли мужество, подвигали Россию на кровавое мщение. Все видели, что Государь не унывает и уверен в спасении Отечества и самой Европы. Всякий еще более убедился, что в смертной борьбе не могло быть середины, что Наполеону или нам должно было погибнуть. Князь Кутузов приказал перевести объявление по-французски. Печатный перевод был разослан на передовые цепи, для распространения его в неприятельских войсках. Из содержания Манифеста Наполеон должен был видеть, что для поколебания Императора Александра напрасно вооружил он весь запад Европы и напрасно залил кровью и осветил пожарами пространство от Немана до Оки. Москва пала, но, опершись на Александра, устояла Россия.
«Потеря Москвы жестока, – писал собственноручно Государь к Шведскому Принцу, – но она чувствительна более в нравственном и политическом отношении, чем в военном. По крайней мере, она дает Мне случай представить Европе величайшее доказательство, какое могу явить ей, в Моем постоянстве продолжать войну против угнетателя Царств. После этой раны все прочие ничтожны. Повторяю Вашему Королевскому Высочеству торжественное уверение, что ныне, более нежели когда-либо, Я и народ Мой решились упорствовать и скорее погребсти себя под развалинами Империи, нежели мириться с Аттилой новейших времен. В бешенстве, что не нашел в Москве сокровищ, каких жаждал, мира, который надеялся там предписать, он сжег Мою прекрасную столицу, обращенную теперь в пепел и развалины» [339] .
Когда же отправлял в Лондон Посла Своего, Графа Ливена, Государь сказал ему: «Я избрал для твоего отъезда то время, когда французская армия заняла Москву, и тем лучше хочу подтвердить Мою непоколебимую решимость продолжать войну, несмотря на такое важное событие. В то мгновение, когда Наполеон находится в Моем Кремлевском кабинете, я посылаю тебя в Лондон, передать Мою там крепкую решимость: до тех пор не заключать мира, пока изгоню неприятеля за наши пределы, если даже, для достижения к тому, Я должен буду удалиться за Казань».Малосильный отряд Винценгероде, стоявший между Клином и Подсолнечной, был единственным войском, заслонявшим дорогу из Москвы в Петербург. Оборона слабая! В подкрепление ей, тотчас по получении известия о падении Москвы, Государь велел: 1) Тверскому ополчению и находившимся в Твери 8 рекрутским батальонам быть под командой Винценгероде; офицерам и унтер-офицерам сих батальонов обучать Тверское ополчение [340] . 2) Генерал-Адъютанту Кутузову набрать с ямов между Вышним Волочком и Москвой, с каждого, по 200 молодых и способных к казачьей службе ямщиков, с их собственными лошадьми и пиками. 3) В Новгороде составить, под начальством Генерал-Майора Новака, корпус из 2-го морского и 2 казачьих полков, той части Петербургского ополчения, которая еще не пошла к Графу Витгенштейну, одной роты конной артиллерии и всего Новгородского ополчения, за исключением 4000 человек, выступивших к Графу Витгенштейну; 2-й морской полк назначен был учить ополчение. Новгородский корпус, равномерно подчиненный Винценгероде, долженствовал, кроме Московской столбовой дороги, обеспечивать пути, ведущие от Гжатска через Зубцов и Ржев на Осташков [341] . Для вооружения сих новых войск ожидали с каждым днем выписанных в августе месяце из Англии 50 000 ружей и 40 000 пудов пороха.