15 Сентября армия выступила из Красной Пахры в знаменитый Тарутинский лагерь, избранный за несколько дней перед тем. Первый переход был до селения Бабенкова; главная квартира заняла деревню Мочу, куда приехал Генерал-Адъютант Князь Волконский, отправленный Императором узнать, по какой причине Князь Кутузов пошел на Коломну, а не на Калужскую дорогу, и донести о положении армии. По прибытии Князя Волконского в главную квартиру войска найдены им были именно на том пути, на котором Государю угодно было, чтобы они находились. Одного поверхностного взгляда было достаточно Князю Волконскому для убеждения, сколь наше положение было выгоднее в сравнении с неприятельским. В донесении своем Государю он между прочим говорит: «Смело можно уверить, что Наполеону трудно будет вырваться из России». В Моче Князь Кутузов простоял три дня, не желая дать движению своему вида поспешного отступления, и между тем выждать, не обнаружатся ли какие-либо действия Наполеона, вследствие которых, может быть, нужно будет принять скорые и особенные меры. Мюрат несколько раз показывался в значительных силах против авангарда и завязывал с ним дела. Самое жаркое происходило под Чириковом, 17 Сентября, где взяли в плен начальника штаба Мюрата, Генерала Феррье. Мюрат присылал просить об освобождении его на честное слово, в чем Князь Кутузов отказал ему. Несравненно важнее в сем деле было то, что Московское ополчение не уступало в огне линейным войскам. Таким образом, если бы, по воле Божьей, продлилась Отечественная война, то можно было иметь твердую надежду на самое деятельное участие ополченных дружин. Трехдневное пребывание Князя Кутузова в Моче подало Наполеону повод к заключению, что наш Полководец, может быть, не намерен отходить далее и имеет в виду принять сражение, а потому Наполеон приказал стоявшим в Москве и окрестностях войскам готовиться к выступлению. Он хотел атаковать Князя Кутузова, но отложил свое намерение, получив от Мюрата донесение об отступлении русских. 19 Сентября наша армия продолжала движение к Тарутину, через село Вороново, принадлежавшее Графу Ростопчину, который велел прибить к дверям Вороновской церкви следующую записку, на французском языке: «Восемь лет украшал я мое село и жил в нем счастливо. При вашем приближении, крестьяне, в числе 1720, оставляют свои жилища, а я зажигаю мой дом, чтобы он не был осквернен вашим присутствием. Французы! в Москве оставил я вам два моих дома и движимости на полмиллиона рублей; здесь же вы найдете один пепел». Завидя приближение неприятелей, Граф Ростопчин, действительно, зажег село свое.