Обратимся к Тормасову, долженствовавшему с большей частью армии зайти в тыл Французов у Доброго. Этого не случилось. Когда он начал свое движение, Князь Кутузов узнал от одного Красненского жителя и от пленных, что в Красном находится сам Наполеон. Фельдмаршал велел Тормасову остановиться, потому что диспозицию к маршу на Доброе, в обход неприятеля, дал накануне только в том предположении, что немалая часть Французских войск, собравшихся под Красным, вероятно, отойдет ночью к Лядам, но коль скоро удостоверился в противном, отменил намерение стать на пути отступления всей неприятельской армии. Расстройство ее не было у нас в точности известно. Мы видели кучи отсталых, безоружных, которые тянулись за войсками, падали от изнурения, шатались по сторонам, но у нас не знали, как велико число находившихся под знаменами, способных обороняться. Тайна всей слабости Наполеона еще не была и не могла быть вполне раскрыта, и потому Князь Кутузов не хотел случайностям боя предоставить то, до чего мог достигнуть вернейшим способом – повременив немного. Он предпочел, не вдаваясь в генеральное сражение, бить Французов по частям и пожинать верные плоды своих соображений, рассчитывая, что каждый день отступления неприятелей, по причине голода, зимы и беспрестанных на них нападений, был для Наполеона истинным поражением, влача за собою множество отсталых людей и брошенных пушек и обозов. Война приняла совершенно новый, необыкновенный оборот и не походила ни на одну из войн минувших времен. Дело состояло не в ратовании с Наполеоном, не в сражениях с ним, но в истреблении его армии. Обращенная на разоренную дорогу и подверженная ежедневным нападениям, она долженствовала сама собою гибнуть, между тем как Русские войска оставались целы. В Бородине, где надобно было дать сражение, Князь Кутузов не усомнился померять сил своих с Наполеоном, озаренным тогда лучами непобедимости и имевшим войско многочисленнейшее против нашего. Под Малоярославцем тоже предлагал он ему бой, тогда необходимый для преграждения Наполеону пути в Калугу, но в Красном Князь Кутузов не атаковал неприятеля, слабейшего числом, почитая сражение бесполезной растратой Русских войск. Не подлежало сомнению, что полки Наполеона, лично им предводимые, увидев себя отрезанными, предпочли бы скорее смерть с оружием в руках, нежели плен. Отчаяние придало бы им новые силы, и пролилось бы много Русской крови для получения того, что можно было приобресть без потерь. С Тарутинского сражения до прихода к Красному было взято у Наполеона уже 208 орудий, не считая 26 пушек, оставленных им в Москве. Его войска претерпевали страшные бедствия, долженствовавшие увеличиваться с каждым шагом и часом. Стоило только запастись терпением на несколько дней, и тогда, без принесения особенных жертв, можно было ожидать разрушения главной армии Наполеона. Данное Фельдмаршалом Тормасову повеление остановиться не порадовало, однако, войск, горевших желанием сражаться. Заметя на лицах неудовольствие, Князь Кутузов сказал: «За десятерых Французов не отдам я одного Русского. Неприятели скоро все пропадут, а если мы потеряем много людей, то с чем придем на границу?» Припомним, что за границей, на которую указывал Князь Кутузов, была еще вся против России вооруженная и Наполеону раболепно повиновавшаяся Европа.
В 11 часов, когда Милорадович обогнул тыл Даву, послано Тормасову повеление продолжать остановленное движение. Впереди Тормасова шел Барон Розен, по узкой тропинке шестирядной колонной. Люди увязали в снег по колени. Розен приблизился к столбовой дороге в 3-м часу пополудни, когда Наполеонова гвардия, остатки корпусов Вице-Короля и Даву уже миновали Доброе, и только Французский арьергард подходил к сему селению, загроможденному пушками и обозами и с одного конца объятому пламенем.