Описание Отечественной войны в 1812 году

Одна Россия являлась оплотом, преграждавшим поток всеразрушительных правил, удерживала стремление быстрой реки, надменной тысячью поглощенных ей источников. От Александра ждала Европа спасения; но между тем как втайне она воссылала мольбы об успехах Его в предстоявшей брани, выставляла она полки под знамена Наполеона. Трудно описать, сколь велико было соревнование в его армиях участвовать в нашествии на Россию. Французы полагали, что война 1812 года будет последней, предпринимаемою Наполеоном, и тот из них, кого не назначали в армию, собиравшуюся на Одере и Висле, почитал себя несчастливым, навсегда лишенным блистательной будущности. Владетели Рейнского Союза и другие данники Наполеона знали, что только беспрекословной покорностью к завоевателю могли они некоторым образом обеспечить свое бытие, а потому войска их, кроме весьма малых изъятий, шли в Россию, готовые сражаться за Наполеона до последней капли крови. Ни Наполеон, ни полчища его не сомневались в победе, обрекали Россию на верную погибель, дробили и делили ее в мыслях, смотрели на поход как на торжественное шествие в Петербург и Москву.

В России желание войны было почти общее. Немногие постигали важные выгоды, приобретенные Тильзитским миром, следствием которого было присоединение к России Белостокской области и Финляндии. Происшедшая после сего мира остановка в торговле, затруднение в сбыте произведений за море, препятствия в денежных оборотах считались действием принуждения, угождений Наполеону, неудач военных. Роптало оскорбленное самолюбие великой Империи, издавна оглашаемой одними победными кликами. Радовались, что Правительство принимало деятельные меры к войне: рекрутские наборы производились с неимоверным успехом. Но какое-то всеобщее недоумение распространилось повсюду, когда приблизился час борьбы с тем исполином, чьи подвиги гремели даже в самых отдаленных концах России: то не был страх, но беспокойство, весьма понятное в Государстве, только по преданиям глубокой старины знавшем о нашествиях неприятельских.

Кто не жил во время Наполеона, тот не может вообразить себе степени его нравственного могущества, действовавшего на умы современников. Имя его было известно каждому и заключало в себе какое-то безотчетное понятие о силе безо всяких границ. К воинской славе Наполеона, наполнявшей воображение всех, присоединились необыкновенные явления в природе. Читаем в летописях наших, что перед вторжением Татар в Россию солнце и луна изменяли вид свой и небо, чудесными знамениями, как будто предуведомляло землю о грядущем горе. Так и перед Отечественной войной: только и слышно было о наводнениях, вихрях, пожарах. Киев, Саратов, Астрахань, Брянск, Рига, Архангельск, Кронштадт гибли от огня; дым пепелищ их мешался с дымом горевших лесов и земли. Общая молва приписывала сии бедствия рассыльщикам Наполеона. И в самом деле, в некоторых местах, как, например, в Подольской губернии, были пойманы шайки зажигателей. В Смоленске, Могилеве, Севастополе ловили Французских шпионов, которые осматривали и описывали Россию, выдавая себя за учителей, лекарей, художников. Говорили в народе, что через ряды пылающих городов, селений и храмов Божьих Наполеон хотел внесть в Россию оковы вечного рабства. Все были в ожидании чего-то чрезвычайного. На небе явилась комета. Простолюдины, глядя на бродящую в небесах звезду и огромный хвост ее, говорили: «Пометит беда землю Русскую!» Среди общей уверенности Европы в том, что Наполеон останется победителем, и среди недоумения России не колебался – только АЛЕКСАНДР. Может быть, некоторыми снисхождениями к желаниям Наполеона Он успел бы на короткое время отдалить войну; но отсрочка была бы непродолжительна. Одна уступка повлекла бы за собой другую, и кто мог указать, где кончились бы угождения тому, кто не был в состоянии превозмочь обуревавшей его страсти к завоеваниям, почитал для себя Европу слишком тесной? Оставалось поникнуть перед ним главой или вступить с ним в бой на жизнь и смерть. Александр избрал последнее. Один, без союзников, с теплой верой в Бога, с беспредельной доверенностью к Своему народу, не уклонился Он от войны с непобедимым дотоле завоевателем. Не для собственной только защиты извлекал Александр меч: Он хотел стать за независимость Держав, за права угнетенного человечества. С этой точки зрения смотрел Он на войну и требовал, чтобы в этом смысле понимали ее те, которых назначал Он быть исполнителями Своих предначертаний. Когда уже нельзя было сомневаться в разрыве с Наполеоном, Император писал собственноручно к Главнокомандующему первой армией: «Прошу вас, не робейте перед затруднениями, полагайтесь на провидение Божие и Его правосудие. Не унывайте; но укрепите вашу душу великой целью, к которой мы стремимся: избавить человечество от ига, под коим оно стонет, и освободить Европу от цепей».