Читаем Описание путешествия Голштинского посольства в Московию и Персию (c гравюрами) полностью

17 того же месяца послы, каждый с пятью провожатыми, велели перевезти себя в двух небольших рыбачьих лодках окончательно на сушу, отстоящую от Гохланда на 12 миль. Это была поездка плачевная и опасная. Лодки были стары и вверху лишь лыком связаны и зачинены, особенно та, в которой сидел посол Крузиус; вследствие этого вода во многих местах просачивалась и один [из бывших в лодке] постоянно должен был затыкать отверстия и выливать воду. Парус был составлен из старых лохмотьев. Лодочники могли идти только перед ветром [фордевинд], так что, отъехав при добром попутном ветре 5 миль, когда ветер начал менять направление, они и думали вернуться обратно на Гохланд. Однако, увидев, менее чем в полумиле от нас, небольшой остров, мы настояли, чтобы лодочники убрали паруса и прибегли к веслам; действительно, мы к вечеру и прибыли на остров. На этом острове мы не нашли ничего, кроме двух пустых хижин, которые наполовину были выстроены в земле; в них мы развели огонь и провели здесь ночь. Здесь начал ощущаться недостаток в хлебе, и мы, поэтому, вместо него, должны были есть сыр пармезан, которого еще оставался большой кусок. Утром отправились мы в дальнейший путь при попутном и слабом ветре, но при очень сильной зыби.

Мы успели проехать всего 2 часа, как вдруг совершенно неожиданно, при ветре, бывшем все время с севера, на нас налетел сильный вихрь с востока и так ударил в лодку посла Брюггеманна, что она совершенно накренилась и стала черпать воду. Высокая волна ударилась у лодки вверх, так что вода стояла на поллоктя выше борта; крестьяне принялись кричать, повалились на другую сторону лодки, быстро сорвали парус и повернули лодку по ветру. После этого опять стало тихо, и мы снова могли ехать с прежним ветром. Такой вихрь налетал в течение двух часов трижды: впрочем, крестьяне, которые потом уже видели приближение его издали, поворачивали лодку по направлению вихря и давали ему пройти. Однако в первый раз мы весьма сильно испугались. Я вполне уверен, что это была величайшая опасность, которую мы испытали на море. Так как мы находились посреди моря, а лодка наша была весьма тяжела (в ней, помимо восьми человек, находился груз в виде посольского серебряного сервиза и других вещей) и имела только узкий борт, то немногого недоставало, чтобы все мы пошли ко дну. Особенно следует удивляться тому обстоятельству, что лодка посла Крузиуса, шедшая за нами всего в расстоянии выстрела из пистолета, не испытала ни малейшего подобного бедствия.

Когда мы находились еще милях в трех от суши, на нас повалил сильный град, в то время как другие наши люди, следовавшие за послами, наслаждались прекрасною погодою и солнечным светом.

Когда нам оставалось до суши всего полмили, ветер возымел намерение измениться в обратную сторону и погнать нас назад; однако мы постарались налечь на весла и обещали подарить крестьянам бывшую при нас бутылку водки (в три кувшина вместимостью), если к вечеру мы достигнем суши. Рыбаки со свежими силами взялись за весла, пустили в ход всю свою силу и к вечеру, а именно к 18 ноября, счастливо добрались до берега; мы высадились в Эстляндии на Малльском берегу, пробыв 22 дня на Балтийском море.

Только что мы достигли берега и не успели еще высадиться, как крестьяне сейчас же схватились за бутылку с водкою, которую мы им предоставили охотно, но слишком рано: не успели мы еще вынести груз и разместить его на суше, как они побежали с бутылкою в деревню, созвали своих родных и соседей и выпили бутыль столь поспешно, что раньше, чем мы спохватились, они уже бегали кругом с женами и детьми, донельзя пьяные, начали ругаться и драться, так что их ни к чему 22 того же месяца опять 2 барки, шедшие из Ревеля в Финляндию, были бурею прибиты к Гохланду. Их наняли для переезда оставшиеся на острове наши люди; вместе с лошадьми и грузом они 24 того же месяца благополучно переправились в Лифляндию.

Отсюда [т. е. с берега] мы все вместе направились в Кунду, на двор г. Иоганна Мюллера, моего покойного тестя, лежащий всего в 2 милях от этого берега. Здесь оставались мы в спокойствии 3 недели и успели все подряд переболеть от вынесенных на море бедствий; впрочем, никто не оставался на постели дольше 3 дней.

Так как для пополнения некоторых дорогих вещей, попорченных кораблекрушением, нам казалось более удобным побывать в каком-либо городе, то мы собрались в путь в г. Ревель, куда мы 2 декабря и прибыли вполне благополучно.

Что за сердечное сочувствие во всем городе было вызвано тем несчастием, которое мы претерпели на море, это в достаточной мере можно было понять не только из большой радости и ликования при прибытии посланного вперед Иоганна Христофа фон Ухтерица, но и из воспоследовавших затем благодарственных молебствий в церквах и публичных возблагодарений в гимназии.

Перейти на страницу:

Все книги серии Библиотека исторической прозы

Остап Бондарчук
Остап Бондарчук

Каждое произведение Крашевского, прекрасного рассказчика, колоритного бытописателя и исторического романиста представляет живую, высокоправдивую характеристику, живописную летопись той поры, из которой оно было взято. Как самый внимательный, неусыпный наблюдатель, необыкновенно добросовестный при этом, Крашевский следил за жизнью решительно всех слоев общества, за его насущными потребностями, за идеями, волнующими его в данный момент, за направлением, в нем преобладающим.Чудные, роскошные картины природы, полные истинной поэзии, хватающие за сердце сцены с бездной трагизма придают романам и повестям Крашевского еще больше прелести и увлекательности.Крашевский положил начало польскому роману и таким образом бесспорно является его воссоздателем. В области романа он решительно не имел себе соперников в польской литературе.Крашевский писал просто, необыкновенно доступно, и это, независимо от его выдающегося таланта, приобрело ему огромный круг читателей и польских, и иностранных.

Юзеф Игнаций Крашевский

Проза / Историческая проза
Хата за околицей
Хата за околицей

Каждое произведение Крашевского, прекрасного рассказчика, колоритного бытописателя и исторического романиста представляет живую, высокоправдивую характеристику, живописную летопись той поры, из которой оно было взято. Как самый внимательный, неусыпный наблюдатель, необыкновенно добросовестный при этом, Крашевский следил за жизнью решительно всех слоев общества, за его насущными потребностями, за идеями, волнующими его в данный момент, за направлением, в нем преобладающим.Чудные, роскошные картины природы, полные истинной поэзии, хватающие за сердце сцены с бездной трагизма придают романам и повестям Крашевского еще больше прелести и увлекательности.Крашевский положил начало польскому роману и таким образом бесспорно является его воссоздателем. В области романа он решительно не имел себе соперников в польской литературе.Крашевский писал просто, необыкновенно доступно, и это, независимо от его выдающегося таланта, приобрело ему огромный круг читателей и польских, и иностранных.

Юзеф Игнаций Крашевский

Проза / Историческая проза
Осада Ченстохова
Осада Ченстохова

Каждое произведение Крашевского, прекрасного рассказчика, колоритного бытописателя и исторического романиста представляет живую, высокоправдивую характеристику, живописную летопись той поры, из которой оно было взято. Как самый внимательный, неусыпный наблюдатель, необыкновенно добросовестный при этом, Крашевский следил за жизнью решительно всех слоев общества, за его насущными потребностями, за идеями, волнующими его в данный момент, за направлением, в нем преобладающим.Чудные, роскошные картины природы, полные истинной поэзии, хватающие за сердце сцены с бездной трагизма придают романам и повестям Крашевского еще больше прелести и увлекательности.Крашевский положил начало польскому роману и таким образом бесспорно является его воссоздателем. В области романа он решительно не имел себе соперников в польской литературе.Крашевский писал просто, необыкновенно доступно, и это, независимо от его выдающегося таланта, приобрело ему огромный круг читателей и польских, и иностранных.(Кордецкий).

Юзеф Игнаций Крашевский

Проза / Историческая проза
Два света
Два света

Каждое произведение Крашевского, прекрасного рассказчика, колоритного бытописателя и исторического романиста представляет живую, высокоправдивую характеристику, живописную летопись той поры, из которой оно было взято. Как самый внимательный, неусыпный наблюдатель, необыкновенно добросовестный при этом, Крашевский следил за жизнью решительно всех слоев общества, за его насущными потребностями, за идеями, волнующими его в данный момент, за направлением, в нем преобладающим.Чудные, роскошные картины природы, полные истинной поэзии, хватающие за сердце сцены с бездной трагизма придают романам и повестям Крашевского еще больше прелести и увлекательности.Крашевский положил начало польскому роману и таким образом бесспорно является его воссоздателем. В области романа он решительно не имел себе соперников в польской литературе.Крашевский писал просто, необыкновенно доступно, и это, независимо от его выдающегося таланта, приобрело ему огромный круг читателей и польских, и иностранных.

Юзеф Игнаций Крашевский

Проза / Историческая проза

Похожие книги

1812. Всё было не так!
1812. Всё было не так!

«Нигде так не врут, как на войне…» – история Наполеонова нашествия еще раз подтвердила эту старую истину: ни одна другая трагедия не была настолько мифологизирована, приукрашена, переписана набело, как Отечественная война 1812 года. Можно ли вообще величать ее Отечественной? Было ли нападение Бонапарта «вероломным», как пыталась доказать наша пропаганда? Собирался ли он «завоевать» и «поработить» Россию – и почему его столь часто встречали как освободителя? Есть ли основания считать Бородинское сражение не то что победой, но хотя бы «ничьей» и почему в обороне на укрепленных позициях мы потеряли гораздо больше людей, чем атакующие французы, хотя, по всем законам войны, должно быть наоборот? Кто на самом деле сжег Москву и стоит ли верить рассказам о французских «грабежах», «бесчинствах» и «зверствах»? Против кого была обращена «дубина народной войны» и кому принадлежат лавры лучших партизан Европы? Правда ли, что русская армия «сломала хребет» Наполеону, и по чьей вине он вырвался из смертельного капкана на Березине, затянув войну еще на полтора долгих и кровавых года? Отвечая на самые «неудобные», запретные и скандальные вопросы, эта сенсационная книга убедительно доказывает: ВСЁ БЫЛО НЕ ТАК!

Георгий Суданов

История / Политика / Образование и наука / Военное дело
10 гениев, изменивших мир
10 гениев, изменивших мир

Эта книга посвящена людям, не только опередившим время, но и сумевшим своими достижениями в науке или общественной мысли оказать влияние на жизнь и мировоззрение целых поколений. Невозможно рассказать обо всех тех, благодаря кому радикально изменился мир (или наше представление о нем), речь пойдет о десяти гениальных ученых и философах, заставивших цивилизацию развиваться по новому, порой неожиданному пути. Их имена – Декарт, Дарвин, Маркс, Ницше, Фрейд, Циолковский, Морган, Склодовская-Кюри, Винер, Ферми. Их объединяли безграничная преданность своему делу, нестандартный взгляд на вещи, огромная трудоспособность. О том, как сложилась жизнь этих удивительных людей, как формировались их идеи, вы узнаете из книги, которую держите в руках, и наверняка согласитесь с утверждением Вольтера: «Почти никогда не делалось ничего великого в мире без участия гениев».

Александр Владимирович Фомин , Александр Фомин , Елена Алексеевна Кочемировская , Елена Кочемировская

Биографии и Мемуары / История / Образование и наука / Документальное
10 мифов о России
10 мифов о России

Сто лет назад была на белом свете такая страна, Российская империя. Страна, о которой мы знаем очень мало, а то, что знаем, — по большей части неверно. Долгие годы подлинная история России намеренно искажалась и очернялась. Нам рассказывали мифы о «страшном третьем отделении» и «огромной неповоротливой бюрократии», о «забитом русском мужике», который каким-то образом умудрялся «кормить Европу», не отрываясь от «беспробудного русского пьянства», о «вековом русском рабстве», «русском воровстве» и «русской лени», о страшной «тюрьме народов», в которой если и было что-то хорошее, то исключительно «вопреки»...Лучшее оружие против мифов — правда. И в этой книге читатель найдет правду о великой стране своих предков — Российской империи.

Александр Азизович Музафаров

Публицистика / История / Образование и наука / Документальное