Опиум для народа. Религия как глобальный бизнес-проект

А вот крестьянская жалоба 1914 года: «Не успеешь ворота запереть, как они вот опять — давай того-сего: свининки, сметанки, куренка, масла, яичек, ржицы, мучицы, конопли — хоть криком кричи. Собаки не отбрехали, как опять заливаются: попы идут, встречай их, таких-сяких».

Наиболее передовые попы понимали гибельность этого пути. Так, в 1905 году священник о. Михаил (Левитов) писал: «Духовенство не пользуется никаким влиянием, ненавидимо и презираемо народом, служит в глазах его олицетворением жадности, корыстолюбия. Духовенство деморализовалось до потери значительной части не пастырского только, но и человеческого достоинства».

Почти тысячу лет чернорясники терроризировали Россию — грабили, насиловали женщин и детей, убивали, пытали, занимались работорговлей… В общем, вели себя, как оккупанты в завоеванной стране. Стоит ли после этого удивляться эксцессам 1918 года, а также тому, что в русских сказках и поговорках не сыщешь попа, который был бы положительным героем? Поп всегда отрицательный персонаж. Народный фольклор — безошибочный градусник!

Некоторые боговеры, когда указываешь им на этот градусник, выдают следующий «аргумент»:

— После революции большевики специально публиковали только такие сказки, где попы предстают в плохом виде. А хорошие сказки прятали от народа.

Ну что ж, откроем тогда дореволюционного Даля, который в партии большевиков не состоял и умысла на сокрытие народного от народа не имел. Итак, Даль:

«Монастырь докуку любит (подношения разного рода. — А. Н.)».

«Умен, как поп Семен: книги продал, да карты купил».

«У него поповские глаза. На поповские глаза не наямишь-ся добра».

«Ходи в кабак, вино пей, нищих бей, будешь архиерей!»

«Попу, что сноп, что стог — все одно мало».

«Охоча старица до скляницы». (Любит монахиня выпить.)

«Ну, порося, обратись в карася, — сказал монах во время поста».

И так далее…

Помню поговорку, которую постоянно слышал уже не от Даля, от своей бабушки: «Глупый, как поп павловский».

А вот поговорки, собранные этнографами в русских селах в XIX веке:

«Поповы глаза завидущие, руки загребущие». «Попово-то брюхо из семи овчин шито». «Родись, крестись, женись, умирай — за все попу деньги отдавай».

«У попа не карманы, а мешки».

И песни народные от поговорок не отставали. Вот, например, одна из вологодских песен — о монашке, которая сначала беспробудно пила и гуляла, потом «малюточку родила, спородивши малюточку, ручки-ножки связала, повязавши ручки с ножками, в Шексну-реку бросила».

«Как во келье монах спасается — по три раза в день напивается».

«На горе-то монастырь стоял, / Тамо множество монахов. / Они горьки были пьяницы, / Пили водочку из скляницы».

В общем, не существовало никакой большевистской цензуры фольклора: нечего большевикам было цензурировать. А вот церковная цензура в царской России, напротив, была! И ярчайший пример здесь — Пушкин со своей сказкой «О попе и работнике его Балде». Кого угодно разрешала трогать царская цензура, кроме царя и работников идеологического аппарата (церковников). Поэтому до конца XIX века во всех изданиях пушкинской сказки вместо «попа» фигурировал «купец».

Поняв за столетия безуспешной борьбы, что пороки служителей божьих принципиально неустранимы, церковь в конце концов смирилась с этим и начала требовать уже только одного — чтобы даже самые вопиющие случаи поповских преступлений (убийства, изнасилования малолетних и проч.) ни в коем случае не попадали в печать. Ибо церковь — основа нравственности! Поэтому патриархия желала видеть в печати исключительно положительное освещение чернорясников.

Специальным указом Синод строго-настрого запретил даже изготовление «разных соблазнительных фигур в посмеяние монашества сделанных». Что же это за фигуры были такие? Куклы. Отражающие внутреннюю суть духовенства. Игрушка представляла собой фигурку монаха, у которого при нажатии на тайную пружинку, открывался живот и становилось видимым его наполнение — бутылки с водкой, мясные рульки, колбасы и проч.

Толстым церковным иерархам, набившим брюхо окороками и колбасами, такие куклы были неприятны. Что ж, во времена сталинизма анекдоты про Сталина тоже не приветствовались…

Кстати, о Сталине… А как у нас там дела в XX веке? Может быть, постреволюционный катарсис вразумил и очеловечил христианских предводителей? Посмотрим…

Сразу после революции деятельность церкви на некоторое время была угнетена. Но потом, как это обычно и бывает, церковь нашла общий язык с преступной властью и вновь занялась своим привычным делом.