Опиум интеллектуалов

Однако общественная история ни одной другой страны Европы не имеет таких трагических эпизодов, как июньские дни Коммуны 1848 года. Социалисты и радикалы триумфально победили на выборах 1924 и 1936 годов, но были неспособны править вместе. В день, когда партия социалистов была окончательно интегрирована в правительственную коалицию, коммунисты стали главной рабочей партией. Периоды блока левых, альянс неклерикальных сил и социалистов в период дела Дрейфуса и законы отделения церкви от государства – это период кризисов, которые решительно повлияли на мышление Алена, – менее характеризуют Францию, чем раскол между буржуазией и рабочим классом, который вскрыли события 1848, 1871, 1936 и 1945 годов. Единство левых в меньшей степени есть не отражение французской реальности, а скорее ее камуфляж. Потому что оно было неспособно достигнуть своих целей без 25 лет потрясений, Партия движения после всплеска борьбы выработала два принципа: добро и зло, будущее и прошлое. Потому что ей не удалось объединить рабочий класс и нацию, буржуазная интеллигенция мечтала о левых, которые объединили бы представителей Третьей и Четвертой республик. Эти левые вовсе не были мифической силой. Перед выборами они иногда объединялись. Но так же, как революционеры 1789 года объединялись только задним числом, когда реставрация отторгла в оппозицию жирондистов, якобинцев и бонапартистов, точно так же радикалы и социалисты реально объединились только против неуловимого врага, реакции, и уже в анахроничных битвах, когда они были преданы секуляристами.

Распад ценностей

В настоящее время, особенно во время Великого кризиса 1930 годов, доминирующей идеей левых стало то, что студенты, приехавшие из Африки и Азии в университеты Европы или Соединенных Штатов, привезли с собой отпечаток марксизма, правда, несколько догматичного. Левые выдают себя за антикапиталистов и сочетают в одном неопределенном синтезе народную собственность на средства производства, враждебность к концентрации экономической власти у монополистов, недоверие по отношению к рыночным механизмам. Теснить ряды влево – keep left – на единственно правильном пути, ведущем к национализации и контролю за равенством доходов.

В Великобритании это выражение за последние 20 лет приобрело некоторую популярность. Может быть, марксизм, который несет с собой антикапитализм, внушает историческое видение левых, как воплощающих собой будущее, которые совершили бы свержение капитализма. Может быть, приход к власти лейбористов в 1945 году выразил накапливающееся озлобление во фракции непривилегированных против правящего класса. Совпадение между желанием социальных реформ и бунтом против правящего меньшинства создает ситуацию, которая порождает и развивает миф о левых.

На континенте решающий опыт века являет очевидный двойной раскол в среде правых и в среде левых, созданный фашизмом, или национализмом и коммунизмом. В остальной части света решающим опытом становится распад политических и социальных ценностей левых. Видимость идеологического хаоса получается из столкновения и замешательства между непосредственно европейским расколом и переоценкой европейских ценностей в обществах за пределами западной цивилизации.

Не без опаски используются термины, заимствованные из политического словаря Запада в конфликтах внутри наций, принадлежащих к другим сферам цивилизации, даже и особенно тогда, когда борющиеся партии умудряются ссылаться на западные идеологии. В различных ситуациях идеологии склонны к приданию противоположных значений их исходным смыслам. Те же самые парламентские институты выполняют функцию либо движения, либо консервации в зависимости от общественного класса, который их основал и ими управляет.

Когда добропорядочные офицеры, выходцы из мелкобуржуазных семей, разлагают парламент, манипулируемые восточными пашами, и ускоряют захват национальных ресурсов, где в это время находятся левые или правые? Офицеры, которые приостанавливают конституционные гарантии (другими словами, устанавливают диктатуру сабли), не могут называться левыми. Но плутократы, которые еще недавно служили электоральным или представительным институтам, теперь удерживают свои привилегии, больше не заслуживают этого славного эпитета.