Опочтарение

— Ражумеетшя, шэр. Но вначале схожу вожьму новый палец, ешли пожволите.

"Думаю, лучше вернуться в горы — рассудил он, спускаясь в свою каморку в подвале — Там чудовищам, по крайней мере, хватает честности выглядеть как чудовища".

Огни вокруг здания Почтамта ярко освещали ночь. Големы в них не нуждались, а вот землемеры — очень даже. С ними Мокрист заключил неплохую сделку. Ведь боги явили свою волю, в конце-то концов. Для фирмы было очень неплохо поучаствовать в возрождении этого феникса — Почтамта.

В той части здания, что все-таки устояла, подпертая подпорками и закрытая от дождя брезентом, Почтамт — точнее, люди, которые и были Почтамтом — работали всю ночь. По правде говоря, работы на всех не хватало, но они все равно пришли, чтобы сделать все что возможно. Потому что это была особая ночь. Стоило быть здесь, чтобы когда-нибудь потом сказать"…я был там, в ту самую ночь…"

Мокрист знал, что ему необходимо поспать, но ему тоже надо было быть здесь, он был бодр и буквально искрился новыми идеями. Это было… потрясающе. Все слушались его, делали, что он скажет, суетились вокруг, как будто он был настоящим их лидером, а не жуликом и мошенником.

А еще были письма. О, эти письма разрывали сердце. Приходило все больше и больше адресованных ему конвертов. Новости быстро распространялись по городу. Они же были в газете напечатаны! Боги прислушивались к этому человеку!

…мы доставим почту самим богам…

Он был человеком в золотом костюме и шляпе с крылышками. Они вообразили что жулик и вправду посланец богов, поэтому громоздили на его обуглившемся столе все свои страхи и надежды… пунктуация хромала, да, и кляксы бесплатных чернил Почтамта были в спешке щедро разбрызганы по всем посланиям.

— Они думают, ты ангел — сказала мисс Добросерд, которая сидела с другой стороны его стола и помогала сортировать жалостливые письма. Каждые полчаса мистер Помпа приносил новую порцию.

— Ну, вообще-то нет — резко ответил Мокрист.

— Ты говоришь с богами, и боги слушают тебя — с улыбкой возразила мисс Добросерд. — Они сказали тебе, где лежит сокровище. Это как раз то, что я называю религией. Кстати, а как ты узнал, что деньги закопаны именно там?

— Ты не веришь в богов?

— Конечно, нет. По крайней мере, пока такие люди как Взяткер Позолот ходят по земле. Все что здесь есть — это мы. А деньги…?

— Я не могу сказать.

— Ты читал эти письма? — спросила мисс Добросерд — Больные дети, умирающие жены…

— Некоторые просто хотят денег — быстро сказал Мокрист, как будто это могло сделать ситуацию приятнее.

— И чья это вина, Ловкач? Ты человек, который может выпросить у богов кучу бабок!

— Ну и что мне делать со всеми этими… молитвами?

— Доставь их, конечно. Что же еще. Ты ведь вестник богов. А на письмах есть марки. Некоторые просто все залеплены! Это твоя работа. Отнеси их в храмы. Ты же обещал сделать это!

— Да никогда я…

— Ты обещал, когда продал им марки!

Мокрист чуть не упал со стула. Она ударила этой фразой, как кулаком.

— И это дало им надежду — тише добавила она.

— Фальшивую надежду — сказал Мокрист, пытаясь сесть прямо.

— На этот раз, может и нет — возразила мисс Добросерд — собственно, в этом суть надежды.

Она взяла в руки покореженные остатки коробочки Агхаммарада.

— Он нес сообщение сквозь Время. А для тебя, ты думаешь, это слишком трудно?

— Мистер Губвиг?

Голос донесся из главного зала, и тут же общий шум затих, осел, как плохое тесто.

Мокрист подошел к тому месту, где раньше была стена. Теперь, стоя на похрустывающих обожженных досках паркета, он мог смотреть прямо в зал. Часть его разума подумала: "Здесь надо будет установить большое панорамное окно. Этот вид слишком впечатляет, чтобы описывать его словами".

Раздался тихий шепот и несколько придушенных вскриков. В зале было полно покупателей, даже этим туманным утром. Для хорошей молитвы любое время подходит.

— Все в порядке, мистер Грош? — крикнул он.

В воздухе помахали чем-то белым.

— Свежая «Таймс», сэр! — прокричал Грош — Только принесли! Позолот на первой полосе! Там где должны быть вы, сэр! Вам это не понравится, сэр!

Если бы Мокристу было предназначено судьбой стать клоуном, он ходил бы на всякие шоу и в цирк, чтобы посмотреть на королей дураковаляния. Он восхищался бы элегантной траекторией летящего в лицо торта, запоминал новые трюки с лестницей и ведром побелки, и внимательно оценивал каждый неудачный фокус с яйцом. Вместо того чтобы смотреть на шоу с ожидаемым чувством ужаса, злости и гнева, он делал бы заметки.

Теперь же, как ученик, благоговейно взирающий на работу мастера, он читал слова Взяткера Позолота на свежем, еще сыром газетном листе.